Indrik_2011_Yugoslaviya

Важнейшей причиной было очевидное неравенство сил. Войска государств «оси», напавшие на Югославию, почти в полтора раза превосходили по численности противостоявшую им югославскую армию, в которой под ружьем находилось в тот момент примерно 600 тыс. военнослужащих. Еще большее значение имело огромное превосходство прежде всего германской армии, вооруженной и оснащенной по последнему слову техники того времени, над югославскими войсками, несопоставимо более слабыми по вооружению, оснащению, организации, подготовленности командного и рядового состава. Это, в конечном счете, отражало огромную разницу общих потенциалов такой крупной и к тому же высокоразвитой страны, как Германия, и не только куда меньшей, но и достаточно отсталой Югославии. Даже итальянские войска были вооружены значительно лучше югославских⁶.

Весьма существенную дополнительную роль сыграло и опоздание югославской стороны со всеобщей мобилизацией, с другими подготовительными мероприятиями по приведению армии и страны в состояние готовности к защите от агрессии. Напомним, что правительство Симовича на своем заседании 29 марта 1941 г. решило не объявлять всеобщую мобилизацию, опасаясь спровоцировать Гитлера на агрессию⁷. Исходя из этого опасения, являвшегося ошибочным, ибо фюрер уже запланировал агрессию, югославское руководство 30 марта решилось лишь на распоряжение об «общей активизации», т.е. тайном призыве, на проведение которого обычно отводились более длительные сроки, чем при официальной всеобщей мобилизации. К тому же такой призыв было предусмотрено начать не сразу, а с 3 апреля. В итоге эта мера стала только осуществляться, когда всего три дня спустя Югославия уже подверглась нападению. Более того, многие не только рядовые, но и офицеры запаса, привыкшие к таким тайным призывам, периодически повторявшимся с начала Второй мировой войны, не торопились являться в части, к которым они были приписаны. А процедуры, предусмотренные на случай войны, не могли быть применены вплоть до 6 апреля как раз потому, что не было распоряжения о всеобщей мобилизации. По данным, фигурировавшим как в югославской, так и в постюгославской историографии, по повесткам об «активизации» удавалось призвать - по различным родам вооруженных сил - лишь от 70 % до 90 % приписного состава, причем со значительными задержками, а мобилизовать тягловый скот, который был основным средством транспортировки в войсках, - и вовсе наполовину от предусмотренного⁸.

Объявление всеобщей мобилизации последовало только 7 апреля, когда война уже шла полным ходом и возможности формирования и переброски войск были серьезно, а то и вовсе нарушены. Так что война началась в условиях, когда не только многие воинские части, но и немалое число органов командования войсками, штабов, вплоть до самых высоких, оказались неукомплектованными должным образом. По данным, приводившимся в историографии в последнее время, только примерно треть воинских частей и штабов с началом военных действий находилась на позициях, которые предусматривались имевшимся планом ведения войны. А до двух третей не завершили даже мобилизации - что уж было говорить об их сосредоточении на позициях и стратегическом развертывании⁹. И сам действовавший план ведения войны, ставший разрабатываться взамен прежнего лишь в феврале - марте 1941 г., был доставлен соответствующему высшему командному составу уже под самый занавес - в начале апреля¹⁰.

Во всем происходившем сказывались и значительная неповоротливость югославской государственной и военной машины управления, и - в более общем плане - серьезные слабости, если не сказать дефекты, всего государственно-политического устройства Королевства Югославия.

Среди этих слабостей или дефектов важнейшее место занимал и такой фактор, оказывавший наибольшее влияние на югославское внутриполитическое развитие, как обостренность межэтнических отношений, который весомо дал о себе знать в ходе апрельской катастрофы.

Для значительных слоев несербского населения Югославия отнюдь не была тем государством, за существование которого они были бы готовы сражаться и рисковать жизнью, особенно в условиях, когда нападение на страну почти сразу привело к тяжелым потерям, дезорганизации и затем хаосу. Тем более что, к примеру, для югославских немцев или венгров были среди государств, напавших на Югославию, этнически «свои» Германия и Венгрия. И ожидавшаяся победа названных государств воспринималась значительной, если не подавляющей частью этих нацменьшинств как освобождение из-под инонациональной, преимущественно сербской, власти и воссоединение с этническим отечеством. Так, в среде югославских немцев успешно действовала сеть национальных организаций, которые к тому времени в большинстве управлялись спецслужбами третьего рейха и были предназначены для роли нацистской «пятой колонны»¹¹.