Инфер-9

– Аулядорес мальвадос дель боске де лос хиханте негрос…

– А?

– Злые ревуны из леса Черных Великанов…

– Обезьяны? – осенило меня. – Вы боитесь обосранных макак?

– Не просто макак, Оди. Обитающие там стаи слишком умны. Слишком сильны и быстры. Да они во всем, мать их, «слишком» – даже в количестве швыряемого на машины и головы говна! Таких умных зверей просто не бывает. Но обычно они на нас внимания не обращают. Но если на дорогу упадет одна из громадных веток, то… о путамерде… даже думать об этом не хочется.

– Что не так с веткой?

– Все так, если эта хрень отпала и рухнула. Но если, скажем, ударила молния и отщепила нехилый кусок ветки, который отломился и повис, перекрывая всю дорогу, как гигантская и еще живая штора… все… эстамос эн проблемас… мы в жопе.

– Для обезьян есть разница?

– И еще какая. Тронешь – заревут. Тронешь еще раз – огребешь ливень из дерьма, камней и палок. Рубанешь – и они атакуют. Рубщиков убьют наверняка. Дохнут десятками от автоматного и винтовочного огня, но смерти будто и не боятся. Звери себя так не ведут, Оди! А вечером и ночью ревуны свирепы просто так – могут напасть в любой момент. Там уже не массовая атака будет, а скорее выборочная. Но тебе мало не покажется, когда поймаешь горлом брошенное лассо и тебя подвесят над дорогой, а затем с еще дергающимся поступят как с праздничной пиньятой…

– Захерачат?

– Палками, – кивнул Гарри и передернул широкими плечами. – Я видел такое. Ревуны умны. Они как обычные люди, только мохнатые. Бьют по рукам и ногам, перешибая их. Что есть силы херачат дубинами по яйцам подвешенного бедолаги… В тот раз я пристрелил его лично – и пришлось стрелять раз десять, потому что от обезьяньих ударов его мотало на лиане, как настоящую пиньяту… набитую говном и мозгами.

– Обезьяны, швыряющие лассо и владеющими дубинами, – пробормотал я. – Живущие в древнем лесу из гигантских деревьев. Давайте… скажите мне, что они не дивинусы…

– Кто?

– Да это я так… Я понял тебя, Гарри. Это все причины остаться сегодня здесь?

– Из главных – да.

– А не из главных?

– Чем быстрее и спокойней будет происходить доставка, тем скорее наши наниматели решат, что платят нам слишком много за такую легкую работенку. Понимаешь?

– Понимаю. Никто не хочет танцевать для обезьян за гроши…

– Верно, амиго. Верно. Еще вопросы?

– Те мутноватые парни в джунглях…

Настала очередь Гарри морщиться так, будто ему без наркоза удаляли все клыки разом.

– Долбаные ребельдес!

– Кто?

– Мятежники. Повстанцы. Сопротивление!

– И чему сопротивляются?

– А хер поймешь. Но они против разумных машин. Как по мне – кучка грязных бродяг, что засели в самом сердце джунглей и собирают дань со всех проходящих караванов. Остальных не трогают. Сегодня мы отдали им продовольствие, кое-какие лекарства, немного патронов. Проблемы лучше решать миром, Оди. Кстати – с тебя два серебряных дублона.

– За что?

– Так мы все скидываемся на мирный проход. По две серебряные монеты. Все честно. О! И еще по одной серебряной скидываем на плату за ночлег и питания в «Приюте Хорзби». Кормят от пуза, безопасность гарантируют. Гони три монеты.

– Началось, мать его, – пробормотал я, засовывая руку в рюкзак. – Хер я так заработаю на тачку… И как тут мирно жить?

– А вот так и жить, – заметил Гарри, забирая деньги. – Платишь ровно – живешь спокойно. Ты ведь мужик мирный, верно?

– Очень мирный, – кивнул я и кривовато усмехнулся. – Аж до блевоты. Ладно… раз мы здесь до следующего утра, то пойду огляжусь.

– Убей время, – поощрил меня старший помощник Гарри, усаживаясь поудобней. – Хотя… стой! А еда? Нам же сейчас мясо и все остальное притащат. Не будешь, что ли? От такой жратвы грех отказываться.

– Буду, – ответил я. – Позже.

– А чего не щас?

– Пока на жратву не заработал, – пояснил я, нацелившись взглядом на пару сваленных у стены округлых предметов. – Пусть останется на столе. Приду – сожру.

Слева от почти бесконечного широкого стола, заваленного щедрыми дарами природы, на каменной плите лежала пара позеленелых от старости и влажности гирь. Над гирями горизонтально закреплена труба. Проверив металлически шары, я выяснил, что первая гиря когда-то тянула на пятнадцать килограмм, а вторая – на тридцать два. Не знаю, сколько веса выжрала ржавчина, но если связать их вместе вон той веревкой, а затем свободным концом перехлестнуть себя над тазовыми мослами и не забыть подложку из старой тряпки, то…