Inferente. История одного письма (СИ)

— Оу… Значит, в последний раз вы виделись в тот вечер?

— Нет. На следующее утро он пришёл провести меня на корабль… Довольно безрассудно, на самом деле, но безумно мило. И мне это было необходимо. А ещё подарил эти часы, — с улыбкой добавила я, демонстрируя запястье.

Друг понимающе улыбнулся.

— Так вот, почему ты ими так дорожишь.

— Да… Думаю, ты заметил, что я редко привязываюсь к вещам, — добавила я, поправив застёжку.

— Ещё бы!

— До вас у меня их было куда меньше. А вы с Флейм так задарили, что скоро будет и ступить некуда…

— Всё равно поменьше, чем у меня.

— Что есть, то есть, — согласилась я. — Но ты же это всё любишь. Коллекционировать там…

В голове тут же всплыла его комната в ГПУ, уставленная стеллажами с разными фигурками, книгами и памятными предметами.

— Наверное, — как–то слишком неопределенно пожал плечами брюнет. — Знаешь, кажется, я тебе даже немного завидую.

— В плане? — растерялась я.

— То, что ты пережила — просто ужасно. Но ты умудрилась заполнить эту пустоту и без кучи вещей.

Я понимающе улыбнулась.

— Считай, что я заполняла их воспоминаниями и впечатлениями, которые получала с вами.

— Боюсь, мне для этого обязательно нужны сувениры.

— Это ведь не плохо.

— Наверное.

Немного помолчав, я всё же решилась.

— Лиум… — аккуратно начала я. — А какую пустоту пытаешься заполнить ты?..

Вздохнув, парень некоторое время молчал. Скрип досок и моторы на фоне давно не отвлекали, и казались органичной частью тишины. Когда я уже подумала, что зря задала этот вопрос, друг решил рассказать мне правду.

— Его звали Эйб, — задумчиво поведал брюнет. — Он был моим лучшим другом с первого класса. Мы всегда гуляли вместе, строили шалаши и таскали в них комиксы… Потом мечтали вместе поступить в ГПУ на бортмехаников и сконструировать что–то очень крутое — минимум машину времени или космический корабль. А ещё он знал меня, как никто. Пусть временами и вёл себя как полный придурок, — усмехнулся Лиум. — Но в колледже его начали тревожить странные боли. Поначалу он не обращал на них внимания. Думал, само пройдёт. Как же…

— Что с ним было? — сочувственно спросила я.

— Врачи так до конца и не разобрались. Сказали, что это что–то генетическое. Со временем приступы становились всё чаще, и ему прописывали обезболивающие со всё большим эффектом. Потом слёг в больницу на долгие месяцы, хотя даже там пытался не оставлять учёбу. Он угасал у меня на глазах, а я ничего не мог сделать. Человеческое тело оказалось таким хрупким…

Я положила руку ему на плечо и мягко сжала в знак поддержки. Парень поджал губы и посмотрел в иллюминатор.

— До выпуска он так и не дожил. А я всё думал: как могла бы сложиться его жизнь, будь у нас шанс заменить его тело на механическое? Сколько лет он мог бы прожить, если бы его сердце стало мотором, нервы — проводами, а кожа — сталью?

— Но ведь если заменить в человеке абсолютно всё, разве это будет тот же человек?

— Но мы убираем не всё — остаётся мозг, — возразил друг. — А это ведь главное.

Я вздрогнула, вспомнив старика МакКензи и Луну. Мозг был тот же, это правда. Вот только сколько в тех машинах проявлялось от их личностей?

— Это далеко не всегда помогает, — тихо возразила я, но механик меня не слушал.

— Быть может, владей мы такими технологиями, успели бы исполнить свою мечту и сконструировать что–то поистине великое…

С сочувствием посмотрев на друга, я поняла, что спорить с ним нет никакого смысла.

— Это ужасно, — сказала вместо этого я. — Мне очень жаль.

— Но я решил, что если уж у него не вышло, то я точно должен сделать что–то значительное. Стать мастером в области механики. И узнать, как далеко может зайти человек с помощью технологий и своего ума, — добавил он, подняв левую руку, и сжал в кулак стальные пальцы. — Я должен научиться облегчать жизнь за их счёт, потому что он уже никогда этого не сможет.

— Ты уже очень хорош в этом деле, — заметила я.

— Недостаточно, — вздохнул почтальон. — Но я на пути к тому, чтобы стать лучше. С тех пор, как Эйб ушёл, я понял, что это мой долг. Потому что осталось чересчур много того, что мы не сделали…

Мы немного посидели в тишине, нарушаемой лишь стуком капель о борт и завывающим ветром.

— Вещи ты стал собирать тогда же? — спросила я наконец.

— Да, — кивнул парень. — Вид пустоты стал для меня невыносим. Раз уж она была внутри, я решил сделать так, чтобы снаружи её не осталось. И заполнял её вещами, которые мы хотели купить.

— Помогает?

— Чем дальше — тем меньше, — признался друг.

— Тогда, может быть, дело не в вещах? Ты ведь можешь заполнить пустоту внутри новыми впечатлениями и знакомствами, свежими эмоциями.

— У меня их нет.

— Не говори так, — попросила я. — Не может совсем не быть.

— Может. Когда мой лучший друг умер, я понял, что уже не стану прежним. Вы просто не видите этого.

Что–то больно кольнуло в груди. Конечно, не видим. Мы же всего–то четыре года дружим, как же нам тебя знать?

— Возможно, — глухо ответила я, и поднялась.

Я не просто не могла ничего сделать — у меня изначально отняли даже мизерный шанс на это. Даже надежду.

Глубоко вдохнув, я попросила себя успокоиться.