Инфернальный феминизм

Статья в Jennings Daily Record, сопровождавшаяся иллюстрацией, где на Маклейн с одобрением (или с усмешкой) смотрит Сатана, вышла под таким заголовком: «Девушка из Монтаны — загадка для тех, кто изучает человечность». В тексте сообщалось, что молодая писательница чтит «порок во всех его ужасающих видах в качестве идеала» и «жаждет славы, как тигр-людоед жаждет человечьей крови»[2081]. Еще автор статьи отмечает, что кажется необъяснимым, почему она «приписывает себе такое множество пороков», ведь в действительности она «живет спокойной, лишенной событий жизнью». Приводятся слова самой Маклейн: «Я иду навстречу Дьяволу, иду быстро, как только могу… Когда я умру, я попаду в одно стадо с козлами». Она будто бы уверяла, что «окончила все школы зла, какие только включены в календарь преступлений», и называла себя «любительницей всякого зла»[2082].

Другому интервьюеру она заявила: «Мне нравятся дурные люди. Я считаю, что дурные люди гораздо интереснее хороших»[2083]. Во время одного из первых своих интервью она бросила взгляд на кошелек, лежавший на коленях ее посетителя, и сказала: «Если бы вы сейчас отвернулись, я бы украла ваш блокнот, потому что у меня нет совести. Я абсолютно лишена принципов, и мне безразлична моя репутация. Мне чужды добродетели»[2084]. Однако репортер отмахивается от этих ее слов, называя их позой: «Эти замечания удивили бы меня, но дело в том, что она повторяет все это каждому, кто приходит пообщаться с ней», а далее утверждает, «что подобные слова она произносит таким гладким, привычным тоном, что можно подумать, будто это — заученный трюк»[2085].

Маклейн изобрела себе личину надменной, своевольной нарушительницы правил, союзницы Сатаны, и это оказалось (во всяком случае, на время) весьма успешной стратегией. Важной частью этого успеха было и ее вызывающее поведение при общении с журналистами — как бы театрализованное продолжение ее книги, и, вероятно, оно сильно влияло на восприятие самой книги. И сам текст, и публичный образ его создательницы не были ни спонтанными, ни «естественными»: все было тщательно просчитано. Об этом свидетельствует крайне циничное письмо, которое она отправила своему издателю, когда работала над второй книгой: «Я изо всех сил стараюсь потрафить вкусам публики — однако полагаю, что будет неправильно, если публика об этом узнает… Гораздо предпочтительнее, чтобы публика думала, будто она мне в высшей степени безразлична. Тем охотнее она проглотит наживку»[2086]. Как явствует из процитированной выше статьи, не все оказывались столь легковерными. Есть и несколько других примеров, когда скептики отказывались принимать за чистую монету ее порочность и равнодушие. «Похоже, цель ее жизни — выглядеть эксцентричной», — замечали в The Jennings Daily Record, добавляя, что некоторые видят в ее чудачествах просто способ разогреть интерес публики к собственной персоне[2087]. Последнее предположение, по-видимому, высказывалось чаще всего. В The New York Times сочли, что появление книги Маклейн «легко объяснить девическим желанием прославиться», да и другие видели в опусе юной писательницы несколько детскую жажду скандала[2088].