Инфернальный феминизм

Обращение Маклейн к образу Люцифера выглядит логичным в свете той характеристики, которую она дает самой себе в «Истории»: «Я очаровательно оригинальна. Я восхитительно освежающа. Я поразительно богемна. Я изысканно интересна… Я способна поговорить с целым залом, битком набитым скучными людьми, и пробудить в них интерес, восхищение и изумление»[2089]. Восхваление Сатаны — полезная тактика для пробуждения интереса и изумления, и, конечно же, именно он стал главным орудием, при помощи которого Маклейн добилась моментальной славы. Грубо говоря, «дьявол хорошо продается». Но это — лишь одна сторона дела. Как уже многократно демонстрировалось в настоящей главе, она использовала этого персонажа и менее циничным образом: эксплуатируя тот страх, что внушал Сатана консерваторам, и тот трепет, что он оказывал на души даже менее набожных людей, она обрушивалась с яростными нападками на общепринятые нормы и мораль. Особенно же — на правила и ограничения, нацеленные на угнетение женщин. Маклейн делает это своим по-змеиному раздвоенным и очень насмешливым языком, однако ничто не указывает на то, что она не проповедовала совершенно всерьез и искренне эпикурейское наслаждение земными радостями, свободную любовь и личную свободу. Последнего, по ее твердому убеждению, особенно не хватало женщинам, и здесь она призывала в союзники Сатану, чтобы он помог восполнить этот недостаток. Восхваление порочности, мечта «попасть в одно стадо с козлами» — это прославление свободы и всего того, что считают неподобающим старомодные моралисты, которых впоследствии, как и ожидалось, должным образом возмутила книга Маклейн. Многих из них особенно задело, что все эти ужасные вещи написала женщина. В Goodwin’s Weekly гневно заметили, что она, по-видимому, «изложила свою так называемую философию для того, чтобы дать выход низменным страстям, которые еще могут вообразить себе некоторые люди, но о которых уж точно положено помалкивать всем женщинам»[2090]. А теперь давайте познакомимся поближе с некоторыми образцами подобных — с оглядкой на гендер — нападок, предметом которых стала греховность Маклейн — неважно, наигранная или истинная.

«Определенно холодное»: безумие, истерия и неженское зло

Авторы нескольких газетных статей обратили внимание на отсутствие теплоты в чертах лица Маклейн. Разумеется, такой недостаток считался смертным грехом для женщины, от которой, по представлениям того времени, требовались такие качества, как душевное тепло, способность любить и заботливость. Один журналист упоминал об «особом, холодном выражении ее глаз», другой — об «определенно холодном» выражении ее лица, и так далее[2091]. В прессе появлялись, например, такие заголовки: «Мэри Маклейн говорит, что ненавидит мужчин», и они вполне гармонировали с ее холодным образом и с ее категорическим отказом (о котором говорилось в «Истории») от таких традиционных женских атрибутов, как уменье шить и романтические книжки для девушек[2092]. В интервью Маклейн при любой возможности твердила, что презирает современные ей идеалы женственности, — например, заявляла: «Я терпеть не могу совершенных дам и милых девушек». И уточняла, что именно подразумевает понятие «совершенная дама»:

О, у нее всегда такие чистые и гладкие руки. Она носит белые лайковые перчатки и шелковые юбки. Она сидит на стуле с прямой спиной и шьет… Да избавит меня добрый дьявол от подобных картин! …Ни одна девушка никогда в жизни не желала быть благоразумной. А потому, если она ведет себя так, словно ей нравится быть благоразумной, значит, она — лицемерка[2093].

Дерзкие высказывания подобного рода, разумеется, раздражали многих критиков-консерваторов, и порой они приходили в такое бешенство, что даже предлагали подвергнуть писательницу телесному наказанию. Хотя такие пожелания они высказывали отчасти в шутку, на самом деле та агрессия, которая скрывалась за их словами, была совершенно нешуточной. Рецензенты-мужчины считали себя вправе грозить ей поркой именно потому, что она была женщиной, и в их отповедях «отеческая» забота сочеталась с плохо скрываемой тягой к садистской жестокости. Один обозреватель-католик назвал книгу Маклейн «вредной, нескромной, дьявольской» и предложил такой метод исцелить автора от всех недугов: «Разгневанный родитель, вооружившись хорошим крепким тапком, способен сотворить чудо с упрямством молодой девицы, если он многократно и энергично приложит сей предмет к мягким частям ее тела». Среди прочего его возмутило то, как Маклейн прославляет собственное тело, — по его мнению, совершенно непристойно[2094]. В The New York Times тоже предложили отшлепать писательницу — только без рукоприкладства, а при помощи некоего «автоматического тапочка»[2095].