Инфернальный феминизм

Исследовательница английской литературы Смита Авашти отмечает, что в романе отразилась характерная для того времени феминистская повестка. После получения права голоса (в 1918 году женщинами старше тридцати лет) англичанки из высших слоев общества стали больше интересоваться не политическим представительством, а возможностями самоутверждения. И в знаменитом эссе Вирджинии Вулф «Своя комната» (1929), и в сатанинском романе Уорнер центральной темой становится эта борьба за пространство, где женщина может выразить собственную индивидуальность[2173]. Иначе смотрит на положение феминизма в Англии в середине 1920‐х годов Джейн Маркус. По ее мнению, романы вроде «Лолли Уиллоуз» являются откликом на политическое разочарование, вызванное тем, что после предоставления женщинам ограниченного права голоса в 1918 году и активного избирательного права в 1928‐м в действительности мало что изменилось. Маркус считает, что реалистическая художественная проза как орудие пропаганды феминизма была сочтена частью этой провальной попытки «выгородить себе постоянное место в цитаделях мужской власти», и потому фантастические темы играли роль «ухода в сад», где женщины могли бы «зализать раны»[2174].

Независимо от состояния английского феминизма и царивших в ту пору настроений действительно можно заметить, что в романе Уорнер предметом заботы являются не политические перемены, а возможность обрести личную независимость. О чем это свидетельствует — об энергичном следующем шаге, совершавшемся после успешного первого шага, или же об отступлении после печального осознания ограниченности того начального шага, — судить слишком трудно (применительно и к личным взглядам Уорнер, и к тогдашней феминистской среде в целом). Однако ярко выраженный, по общему мнению, акцент на индивидуализме осложняется утверждением Уорнер, что конечной причиной личной несвободы женщин является насилие тесно переплетенных между собой общественных (патриархальных) институтов угнетения. Хотя под конец Лора и не предлагает никаких коллективистских мер борьбы с таким прискорбным положением дел и как будто довольствуется мыслью о том, что хотя бы отдельным женщинам свободу может принести дьявол, все равно смысловым стержнем романа остается узаконенное и систематическое притеснение женщин.

Это выразилось, например, в длинном монологе — с вкраплениями коротких вопросов Сатаны (который на сей раз является в обличье садовника), — где Лора объясняет, почему дьявол, по ее мнению, спасает именно женщин, а к мужчинам проявляет куда меньше интереса[2175]:

— Я думаю, вы — кто-то вроде черного рыцаря, который странствует по свету и приходит на выручку зачахшим дамам.

— Не забывайте, есть ведь еще колдуны.

— Не могу принимать колдунов всерьез — их же раз-два и обчелся. Все держится на нас, ведьмах. Нам вы нужнее. У женщин очень яркое воображение, а жизнь им выпадает совсем тусклая. Их радость от жизни рано меркнет, они слишком зависят от других, и эта зависимость слишком быстро превращается в обузу… Когда я думаю о ведьмах, я так и вижу, как по всей Англии, по всей Европе женщины живут и старятся, совсем как ежевика, которая разрастается повсюду, и за ними точно так же никто не ухаживает[2176].

Потом Лора говорит о женщинах, которые ходят слушать проповеди в церкви: «Грех и Благодать, Бог и… — (тут она вовремя остановилась) и Святой Павел. И тут сплошь мужчины, как в политике или в математике. А им, женщинам, остается только подчиняться и заплетать косы»[2177]. Реакция Сатаны на эти слова подтверждает догадку о том, что он — в самом деле тот избавитель от мужского гнета, за которого она его и принимает: «Дьявол молчал и задумчиво глядел в землю. Казалось, его очень тронуло все это»[2178].