Инфернальный феминизм

В таком взгляде на Сатану, великого противника Бога, отразились представления Уорнер о христианстве как о главном сообщнике патриархальной тирании, и эта тема звучит, то и дело повторяясь в различных вариациях, на протяжении всего романа. Невестка Лоры Каролина — религиозная, исполнительная и педантичная домохозяйка — вознамерилась наставить золовку на путь истинный, чтобы она столь же послушно шагала по нему, повинуясь всем патриархальным требованиям. Внушая Лоре, что белье следует держать в идеальном порядке, она ставит ей в пример Христа: «Погребальные пелены во гробе Господа были сложены очень аккуратно», — торжественно изрекает она[2179]. Как мы уже видели, Уорнер дважды перечисляет те взаимосвязанные общественные институты, которые тиранят Лору и других женщин, и оба раза она называет главным источником бед церковь. Христианство подвергается критике и при отсылке к Ветхому Завету, и в только что приведенном насмешливом упоминании церковных проповедей как патриархальной уловки, которая удерживает женщин в плену[2180]. При таком взгляде на вещи в каком-то смысле выбор Сатаны в качестве символа освобождения выглядит вполне логично. Просматривается здесь и другая логика. Как подметила Авашти, Лора отвергает роль, традиционно отводимую ведьме (сама она, сделавшись ведьмой, видит себя по-иному), и это связано с главной темой романа — стремлением выстроить свою жизнь не с оглядкой на чужие ожидания и требования, а в соответствии с собственными желаниями[2181]. Таким образом, отказ от шаблонного христианско-патриархального взгляда на Сатану хорошо вписывается в эту контрдискурсивную картину[2182].

И все равно такой подход смущал некоторых исследовательниц-феминисток. Например, Дженнифер Пулос Несбитт спрашивала: «Зачем ей понадобилось заключать пакт с этим „Господином“-мужчиной… если роман посвящен в первую очередь поиску такого места, где женская сексуальность освободилась бы от мужского контроля?»[2183] Одно из объяснений, пожалуй, можно найти в семейных обстоятельствах Лоры. Как подчеркивала Джейн Гэррити, «Уорнер намекает, что в первую очередь именно отсутствие матери (миссис Уиллоуз умирает в начале романа) позволяет Лолли пренебрегать диктатом женского послушания и следовать иными жизненным интересам»[2184]. Когда матери не стало, отец принялся воспитывать дочь по-своему, не придерживаясь привычных правил в отношении девочек (здесь трудно не заметить параллель с биографией самой писательницы)[2185]. Как показывает пример Лориной невестки, сами женщины — вот главное орудие, при помощи которого требования патриархального общества навязываются другим женщинам. Сатана же предстает милосердной и асексуальной отцовской фигурой — и предоставляет Лоре в точности ту же свободу, какую давал ей родной отец. Не все мужчины так уж плохи, как бы говорится в романе, а некоторые даже могут стать союзниками в борьбе против широко раскинувшейся угнетательской системы, частью которой и является патриархальный уклад. Другой же способ объяснить видимое противоречие сводится к тому, чтобы не расценивать Сатану как представителя мужского пола, и к рассмотрению такого взгляда мы очень скоро обратимся. Однако вначале нам нужно изучить вопрос о возможном лесбийском подтексте романа, потому что именно он мог бы стать тем остовом, опираясь на который, можно было бы далее рассуждать о феминизации дьявола.

«Мурашки с головы до ног»: лесбийские желания Лоры и инверсия готического жанра

Некоторые исследователи толковали «Лолли Уиллоуз» как рассказ о крипто-лесбийстве, в котором слово «ведьма» служило просто прикрытием для понятия «лесбиянка»[2186]. Таким образом, упоминания о «природном влечении [Лоры] к дьяволу» и о ее принадлежности к «народу Сатаны» следует понимать как завуалированные намеки на ее сексуальную ориентацию[2187]. В самом повествовании можно найти один-единственный пример полупрозрачной аллюзии на эту тему. Однажды вечером миссис Лик берет с собой Лору на ведьмовской шабаш, который происходит на большом поле, где множество людей танцует и беседует «с раскованным весельем». Даже оказавшись в гуще других ведьм, Лора не испытывает особой радости от подобного общения[2188]. Если не считать одного ощущения. Вот этот короткий эпизод:

Рыжеволосая Эмили, которая, кружась, высвободилась из объятий партнерши, подхватила Лору и закружила ее в танце. Лоре понравилось танцевать с Эмили — анемичной молодой неряхой с бледным одутловатым лицом, которую она не раз видела слонявшейся по деревне… Прядь рыжих волос выбилась из прически и слегка хлестнула Лору по щеке. От этого касания ее пробрали мурашки с головы до ног[2189].