Инферно

— Парень, что ты скажешь, если мы попросим тебя продать нам «сайлента»?

Пришлось покатать во рту глоток рома, чтобы осознать смысл его вопроса. Кто — «мы»? Толстый и его сигара? Что значит — продать «сайлента»? У меня где-то есть гараж с ними?

Наверное, у меня все на лице было написано, потому что толстый выплюнул сигару.

— Мы обещаем полное финансирование. Ты находишь «сайлента» и приводишь его нам.

И он сделал такой жест фокусника. Вуаля!

Можно было послать его сразу, но мне ещё не принесли третий стакан.

— Уолли, где ты берешь лимоны? — спросил я, когда третий стакан появился.

— Ращу их дома, — с достоинством ответил Уолли. — Вырастил деревце. Они мне как дети. Один лимон — один доллар.

— Зачем вам «сайлент»? — поинтересовался я, когда Уолли ушёл.

— Это неважно, — ответил толстый. — Твоё дело — найти и привести.

— Вы знаете, что они… (пастыри новой жизни. Не покидайте рая) не боевые машины?

— Но они могут все?

— Но они не боевые машины.

— Но они…

— Ладно. И кого прочите в пилоты?

Я откажусь. Точно откажусь. Это против правил.

— У нас есть пилот.

— Чего-о?

— Один из вас согласен пилотировать «сайлента».

— Так пусть сам и ищет, — огрызнулся я, отодвинул недопитый стакан и вышел, с грохотом опрокинув стул. Случайность — я не собирался создавать шумовых эффектов, просто там очень узкая щель между стеной и столиком.

На улицах уже стемнело. Павшее на колени здание я обошел по периметру и нашёл засыпанную хламом вывеску: «ГОРОДСКОЙ СУ…»

Городской суп?

Ну да, так оно и было, пожалуй. Раньше в мраморных залах варилась ежедневно сотня-другая людей в костюмах и при галстуках, настоящий суп, как те рыбки в баночке.

О черт, моя рыбка! Я оставил её в норе, у этого торговца детьми, Уолли…

Вполне возможно, что толстяк скоро уйдет, и если я наверну ещё кружок, то можно будет прийти обратно и забрать петушка.

Я обошел «Городской суп» ещё раз и остановился только разок, чтобы посмотреть через узкое окошечко, как Огурец считает деньги в опустевшем зале. Он выложил их все на полированный столик рядом с выключенным проектором и раскладывал на три кучки. Наметанным глазом я определил — долларов тридцать, не меньше.

Может, мне тоже начать вести лекции? Купить старую простынь и пачку слайдов, вешать объявления на столбах и вечерами рассказывать о… О чем?

Волнующих тем только две: что случилось и как исправить.

Есть ещё одна тема, но о ней молчат, и ни за какие деньги я не решусь её поднять: что будет, когда все умрут от старости?

Нет, понятно, что будет — ничего не будет. Уинтерз и Дикки разбегутся из магазинов и плюхнутся в Милли, наш скромный океан. Лимон прорастет сквозь подоконник Уолли, и через десяток лет под его окном будет красоваться лимонная рощица.

Ром будет стоять на полках и чернеть-чернеть-чернеть…

Все началось с убийства Ани, вскользь подумал я, представив себе морского льва, трескающего лимоны на пляже. Если бы Ани осталась жива, мы рано или поздно додумались бы, зачем нам была брошена эта подачка, и наверняка сообразили бы, как поступить дальше.

Если бы, если бы. Уинтерз и Дикки сидели бы в своем чане до скончания веков и переходили бы по наследству от владельца магазинчика к его сыну, а потом внуку… и может, даже правнуку. Вряд ли их кто-нибудь купил.

Настроение окончательно испортилось. Я пошёл обратно, читая объявления на стенах: «Тренинг: составление молитв на любой случай жизни», «Гипноз!!! Только здесь!!! Кем вы были в прошлой жизни???».

Протоплазмой. Серыми комочками в склянках. Заплатите мне за это знание, пожалуйста. Возьму по центу с каждого жителя города. Залезу на крышу, разверну плакат с изображением комка клеток и надписью «Привет, мир!», а внизу поставлю копилку…

Привет, мир. С таким воплем я родился в чем-то, похожем на тот самый ржавый чан. В вагонетке, заполненной кислой грязной водой. Булькал там и тонул, пока не успокоился и не понял, что воды-то по колено… Привет, мир.

Мне обещали, что ты мой, мне принадлежишь, и я буду тебя спасать, нацепив героическую шкуру «сайлента».

Но как можно спасать мир, когда в нём уже понапихано разной швали: мародеров, алкашей, синдромеров, интеллектуальных теоретиков и мастеров по запаиванию тазиков?

Я спасал мир, пока в глаза никого не видел, кроме последних детей. А когда увидел — бросил все к черту.

Мне нравилась моя работа. Я не шутил насчет агнцев и прочей красоты, когда-то я знал наизусть тысячи видов растений и животных, возился с ними как с родными, хотя однажды меня покусала лисица. А теперь у меня сперли даже рыбку.

— Где моя рыбка?

На столике в углу все ещё стояли пустые стаканы, а баночки не было.

— Уолли, где рыбка?

— Как ты узнал? — спросил Уолли, меланхолично протирая пепельницу. — У меня действительно в продаже сегодня есть рыбка. Отменная рыбка, всего доллар.

— Я купил её за десять центов!

— Кто-то сильно продешевил, — укоризненно ответил Уолли. — Такой красивый хвост и расцветка стоят не меньше доллара.

— Оставь себе. Украсишь интерьер. Можешь назвать нору «Петушок».

Уолли скривился.

— Пятьдесят центов.