Инферно

Со временем они объединились в кланы, внутри которых убийства считаются вредоносными, и успели научить плохому кучу народа. В это же время капитан изо всех сил пытался доказать нам — последним детям, — что убивать нехорошо.

На мой взгляд, здесь была заключена роковая ошибка, но он не мог её понять. Капитан готовил нас к жизни в Крае — он строго-настрого запретил нам покидать его. Ему даже в голову не могло прийти, что мы нарушим запрет.

Мы — вершина эволюции капитана Белки. Сантана не считается, он медик, причинение боли — его профессия, так что по сравнению со мной он глупая обезьяна.

* * *

Были краски, длинные ручки кистей, шершавая бумага и строгая белая лампа, торчавшая сбоку.

Луций сидел напротив и рисовал ежика. Старательно вывел брюшко и уши, а потом долго высаживал частокол длинных игл. Рисунок получился аккуратным, а ежик — надёжно защищенным. Такого лисе не съесть.

— Хочешь раскрасить?

Я кивнул, взял лист, повернул ежика к себе и взялся за краски. Красил долго, стараясь не выходить за края, а потом увлекся, пририсовал ежику фиолетовые крылья и воздел его над лесом, из которого торчала голова испуганного жирафа.

— Слишком хорошо, — сказал Луций, заглянув мне под руку.

— Что?

— Слишком хороший рисунок.

У меня до сих пор мозги скрипят, когда я пытаюсь понять, что он имел в виду. Он с детства был другим, непонятным.

Тогда я решил, что он смеётся надо мной, и обиделся.

— Я правду сказал, — попытался защититься Луций — Хватит! Не трогай его! Это ХОРОШО!

Я опрокинул баночку с краской, и ежик исчез под сплошным зеленым покровом.

Луций скрипнул зубами, прищурился и замахнулся.

Может, он и ударил бы меня тогда, если бы не капитан, который появился бесшумно, сжал его запястье и вывел прочь.

Что-то в нас было не так изначально, и подавить это можно было только постоянным контролем и жестким воспитанием. Кто-то оказался способным учеником, кто-то нет, как и в любой дисциплине. Я принял принцип легко и естественно, Ани тоже, а Луций артачился до последнего, но в конце концов он тоже получил «сайлента» и пропуск в Край.

В нас заключается вся мудрость капитана, и, пожалуй, только мы способны видеть картину мира объективно, потому что долго таращились на него с высоты.

К сожалению, картина такова: в мире уйма безобидных дурашек типа Уолли, которые дрессируют крыс и надевают на них бумажные юбочки; неповзрослевшие морщинистые младенцы, смутно осознающие, что гибель грозит им отовсюду, но слишком добрые, чтобы этому противостоять. Есть и другие: холодные расчетливые убийцы, которые не могут взять в толк, зачем эти морщинистые кретины живут и жрут.

Где-то ещё шляются те, кто не ужился с улучшениями. Ещё те, кто потерял свою кожу и пляшет ночами в пустыне, те, кто раскопал могилы…

И мы. Последние дети, призванные расширить рай на земле, построить новый дом, спасти и первых, и вторых, и третьих, потерявшие свою суть и назначение в день убийства у кирпичной красной стены.

(Не покидайте рая, созданного мной для вас.)

(«Сайленты»: они похожи на цветы и акул одновременно.)

* * *

Квереон принадлежал тучному профессору в малиновом бархатном костюме. В одной руке профессор держал шляпу с длинным пестрым пером. В другой — указку.

— Присаживайтесь, — сказал он нам, зорко поглядывая на экранчик со своей, потусторонней стороны. — По какому поводу, господа?

— Что случилось с планетой? — Меня никак не оставляла мысль, что знать о причинах может только какой-нибудь мертвец.

— При мне все было в порядке, — с достоинством ответил профессор. — Но я готов обсудить с вами этот феномен. В наши дни считалось, что Свободу может погубить только война. Но каковы к ней были предпосылки? Решительно не понимаю. Международная Организация по Защите Прав Человека давно конфисковала все оружие Фареста и Свободы и хранила его в благонадежном месте. Воевать было попросту нечем!

— А она не могла начать войну? — спросил Сантана.

Он сидел на пледе, скрестив ноги, и крутил головой, как попугай.

— Кто?

— Организация.

— Молодой человек, — насупился профессор. — Вы знаете, что такое правозащитная деятельность?

— М-м-м-м…

— Это такая деятельность, при которой невозможно нарушение прав человечества на мир. За исключением тех случаев, когда нарушаются права человечества на ведение войны. Так что это исключено. — Профессор помахал шляпой. — Я склоняюсь к версии инопланетного вторжения. Пророк Арания описывал в пятой книге некую «летающую бочку», и ангел сказал ему, что это проклятие, которое будет вечно висеть над Землей. На все воля божья.

— Бога нет, — сказал Сантана. — Я был на Небе, и его там нет.

— Как нет? — возмутился профессор. — Конечно, есть. Вы просто плохо смотрели.

Я вмешался, потому что знал, к чему это может привести.

— Можно мы возьмём ваш квереон с собой? Это очень интересное устройство, и вы тут все равно один… Остальные разбиты.

— Не надо, — испугался профессор. — Я жду Мэри-Ли. Это пренесносная девчонка, но должна же она когда-нибудь навестить мою могилу…