Инферно

Ани и их учила впадать в транс, и оба они когда-то отдавали Ани свои леденцы. Капитан не понимал, что приятного в сладком, но пошёл навстречу — раз в неделю, недоумевая, синтезировал прозрачные конфеты и раздавал с обязательной лекцией о сахаре и о том, в каком виде наш организм приспособлен его принимать.

Ани любила конфеты больше, чем кто-либо, и была младше всех нас. Такая маленькая, что плакала по любому поводу, но не абсурдно и глупо ревела, как Реллик, а со смыслом — словно плач ей дан был как единственный способ обратить на себя внимание и выжить. Ей доставалась уйма внимания — с ней играли, дарили леденцы.

Кенвер был.

На Небе он писал Ани записки. Передавал их через меня — сам стеснялся, и обязательно прятался где-нибудь в то время, когда она получала и читала записку.

Кенвер, Реллик, Тенси, Лондон… И Луций.

Кто из них убил Ани?

Я помню очень мало, потому что был поражен и… выпотрошен. Смерть выглядела так абсурдно, что мне хотелось вызвать её на разговор и объяснить всю нелепость того, что она творит с людьми.

Но она редко является на зов. Я был бесполезен и жалок, как суслик.

Все разошлись — очень быстро разошлись, вслух объяснив, куда и почему уходят, а я все метался между стеной и трупом.

Луций стоял позади, прислонившись к «сайленту», и вырисовывал на земле диковинные узоры тяжелым металлическим прутом.

Он поднял голову, когда я кинулся к «Тройне». Поймал меня за шкирку, развернул, сбросил на землю и вбил прут мне в плечо.

Выстрелы-выстрелы. Сухой дождь, пробитая насквозь качающаяся листва. Луций с наклоненной головой, ветер.

Я сплю?

Мне снилась Ани. Она стояла в сиреневых коридорах Неба и сосала леденец, глядя большими сосредоточенными глазами, а я стоял у вентиляционной шахты и ловил телом все пули, которые видел за свою жизнь. В конце концов их стало так много, что я превратился в кашу и начал стекать по решетке шахты вниз, а они все стучали и стучали, выбивая искры и вязкие фонтанчики.

* * *

Ни одного синдромера на улицах города-корабля после этого я не увидел. То ли они жили в канализациях, то ли умели растворяться в воздухе, но город был настолько пронзительно пуст, что походил на сайлент, оставленный пилотом.

Высились дома, торчали знаки и столбы, висели какие-то сетки… все так, как и было после катастрофы, вряд ли здесь кто-то сдвинул хоть камешек.

Мой новый напарник скинул свою черную форму и оделся немыслимым образом, видимо, считая, что так и должен выглядеть медик — на нём была длинная лакированная красная куртка, от которой рассыпались малиновые блики, мохнатый леопардовый шарф и рубаха с чудовищным воротом, подпирающим ему уши. Под курткой болтался нож и кожаная сумочка-планшет.

Шлема на парне не оказалось, зато голова вся была перемотана грязноватыми бинтами, из-под которых торчали чёрные пучки волос у висков и на затылке. Открытыми оставались только изуродованный глаз и рот.

Хоть в чем-то есть сходство.

— Доктор Сантана.

Он обернулся.

— Как тебя зовут?

На ответ я не особо надеялся.

— Дем, — сказал синдромер и плюнул себе под ноги.

— Мы идём на поезд?

— Нет. — Он остановился перед грудой шифера и рваной рабицы, потянул за какую-то тряпку, и вся груда разъехалась, развалилась почти бесшумно, а под ней оказался выкрашенный в серые и зеленые пятна вездеход. От него тянуло машинным маслом и приятным запахом дорожной пыли. Дем вскарабкался наверх, открыл люк и кивнул мне.

— Квереон… — пробормотал я. — Шляпа с перьями. Вездеход…

— Мир прекрасен и удивителен, — буркнул Дем и утонул в реве и дыме, который старая техника извергала и наружу и внутрь.

(Мир прекрасен и удивителен.)

Вездеход рванул с места. Прощай, задница. Позвоночник тоже — все это скоро осыплется, смешается и перемелется в муку.

Город-корабль, пристанище клана синдромеров, качнулся и поплыл дальше, в туман, в каменную сушь проклятой пустыни.

Набрав скорость, вездеход покатил по каменистой тропе вдоль останков волн и бурунов и перестал реветь и плеваться, поэтому через некоторое время я услышал, что Дем говорит, и даже смог различить слова.

— Тебя зовут Марк Комерг, — монотонно говорил он. — Ты один из Тройни: Марк, Луций и Аврелий. Ты придерживаешься принципа жизни. Ты подозревался в убийстве…

— Я не убивал.

— Ты был ранен, но выжил, покинул меридиан и нашёл Мертвого Командора.

Дем умолк, а я ждал продолжения.

— О чем ты с ним говорил?

Вездеход тряхнуло на какой-то кочке, и я сделал вид, что бьюсь головой об потолок и ничего не слышу. Синдромеры шпионят всюду и за всеми, от них ничего не скроешь, но Командор их к себе близко не подпускает, а тут я, Марк из Тройни, который не только этого Командора нашёл, но и умудрился с ним побеседовать.

Грех не использовать такой случай. Рассекретить Командора. Надеть на него наручники и угостить крысиными боками.

— О чем ты разговаривал с Командором?

— Никто не должен знать, о чем я разговаривал с Командором, — мстительно ответил я.