Инферно

— Капитан ничем уже не мог нам помочь, — отозвался я. — Он убрался домой, потому что извел всю энергию. Я сам видел энергоотсек, там осталось в живых всего два-три кристалла. Позови его теперь, пожалуйста.

Командор скривился.

— Слушай, — заторопился я. — Я понимаю: ты от него не в восторге. Но ведь он попытался возродить то, что не смог защитить ты. И сейчас ты спокойно наблюдаешь за нашей гибелью, а у самого полные склады еды. Если ты не хочешь нам помочь, так дай хотя бы шанс — пусть капитан снова вмешается, привезет ещё энергии… он что-нибудь придумает. Иначе — нам конец, ты понимаешь? Ты же видишь сам, на экранах видишь, что происходит, и чем дальше, тем нелепее. В городах полно глупых старичков, которым до лампочки все трения, они растят лимоны на подоконниках и… умничают на собраниях. Они как дети — их много, их очень много. Ну куда им деваться, если синдромерам вздумается рвануть с места или Альянсы примутся таскать по их головам украденные «сайленты»? Вспомни — когда-то твоей задачей было охранять и оберегать нас… Ты сломался, что ли?

Командор выслушал, медленно моргая воспаленными веками.

— Моей задачей никогда не было защищать вас, — наконец ответил он. — Я должен был защищать тех, прежних. Их больше нет. А что такое вы — мне наплевать, и как вы будете подыхать, меня тоже не волнует.

— На мой взгляд, ты херню несешь, — честно сказал я. Он умел вывести меня из себя за несколько минут и жутко бесил своим неуместным снобизмом.

Командор прищурил глаза и стал похож на аллигатора.

— Марк, есть такие моменты, которые называются точками невозврата. Все, что копошится после них, обречено по определению. Ничтожная попытка капитана возродить планету была обречена с самого начала. Не нужно было ничего возрождать. Если цивилизация не способна защитить себя на высоких уровнях развития, значит, она развивалась неправильно и зря. Значит, ошибка была совершена когда-то очень давно — допустим, слишком поздно изобрели колесо. Это непоправимо. И гибель такой цивилизации — её закономерный конец, который не переиграть.

— Капитан переиграл.

Командор хмыкнул и исчез с экрана. Его заменил Край — наш Край, с хрустящими пальмовыми листьями, поражающий воображение яркостью красок и невероятными картинами: льющимися плавно холмами, цветущими ветками, картинно качающимися прямо перед камерой, белыми редкими крышами домиков… нужно очень внимательно присмотреться, чтобы увидеть переливы защитной пленки, накрывшей рай словно шатер — столик гадалки с хрустальным шаром.

Я увидел «сайлента». Бесшумный, гибкий, он медленно продвигался сквозь ветви шагом патрульного полицейского.

— Более сильные особи выбирают себе лучшие места обитания, — сказал Командор. — Слабые сидят в своих пустыньках. Им даже в голову не приходит сдвинуться с места.

Это была правда. Никому из северных городов не приходило в голову покинуть их в поисках лучшей жизни. Да что там — мне тоже не особо хотелось…

«Сайлент» на экране развернулся и пошёл обратно. Я не смог разглядеть его имя: кто-то вымазал корпус машины серо-зелёной краской, такой же, как и вездеход Дема.

— Капитан говорил вам, что вы все равны? — спросил Командор.

— Исключение было, — тихо отозвался я. — Так как нам доверили «сайлентов»…

— То вас заодно и кастрировали.

— Что?

— У тебя пробел в словаре? Вдумайся, Марк. Кем ещё назвать здорового мужчину, который способен только мечтать, придумывать небылицы и сажать цветы, но не может защитить свою жизнь и жизнь своей подружки?

Кисель я допивать не стал. Просто не мог. Он не лез мне в глотку, хотя я был очень голоден.

— Я виноват, ага. Не убийцы, а я.

— Их останавливают, Комерг. Не ложатся под них подыхать, а останавливают: берут в руки ствол и стреляют. Хочешь продлить свою жизнь и спасти пару-другую друзей — научись, наконец, стрелять по целям, и я выдам тебе Ворона, как и обещал. Небольшая услуга мне за долгую жизнь для тебя и твоих близких — здесь хватит на всех.

— Нет.

Командор мотнул головой и откинулся назад — я разглядел, что по ту сторону у него все так же, как было по эту: кружка с чайным пакетиком справа, фуражка слева.

— Засиделись мы. Пора и честь знать. — Мне очень нравились эти его старинные фразочки, но не нравился их смысл.

— Вытащи от синдромеров ещё одного человека. Тоже последний ребенок. Сантана.

— Этот парень много что понимает в выгоде и мало — в дружеских услугах, — коротко сказал Командор.

— Сам разберусь.

Ещё один рай — хомячий рай обиженной программы. Командор мог все: он мог связаться с капитаном Белкой, мог послать сигнал бедствия, мог впустить в свои катакомбы сотни тысяч людей и обеспечить им достойную жизнь, а не мрачное существование, он мог разнести синдромеров, мог уничтожить Край, но он ничего не делал.

Он исправно включал и выключал вентиляцию в своих лабиринтах и следил за температурой морозилок. Квереон, оставленный человечеством с надеждой на возрождение, превратился в программу «умный дом» и нес чушь, от которой у меня зубы начинали ныть.

Даже капитана Белку было проще понять, чем Командора.