Норс не мог не согласиться с ним, однако полагал, что не вправе трусить перед обитателями трущоб. Он, Каддх и Ферсат пообещали прикрывать друг друга, если возникнет необходимость. Позже к ним примкнули и другие обитатели казармы, включая и грубоватого, неулыбчивого гиганта Сабхейла Дортега, происходившего из рабочей среды. Он был неразговорчив; из того немногого, что Дортег рассказал о себе, стало ясно, что он принадлежал к какой-то подпольной левой организации и в ряды 'пудры' попал за оскорбления полицейского чина действием. В этом случае Дортег, вопреки обыкновению, был словоохотлив.
- Их надо было видеть: подошли к цеху и давай кричать в рупор, чтобы мы приступали к работе. Но приказ от товарищей был чёткий: восьмичасовой рабочий день и двенадцатидольная - для начала - прибавка к заработной плате. В общем, я и смял ему рупор, чтоб не кричал. Потом началось веселье...
При взгляде на мозолистые руки Дортега - сжавшись в кулаки, своим размером и формой они напоминали о булыжнике, которым мостят улицы, - не возникало ни малейшего сомнения в его словах. Было очевидно, что ему не составляло ни малейшего труда взять жестяной рупор и, сдавив обеими руками, сплющить, как фольгу.
История о том, как памфлетист Ферсат попал в армию, была забавна, как, впрочем, и всё, что касалось его биографии. Незаконнорожденный сын распутного пьяницы пастора, он получил хорошее, по меркам деревни, образование: научился читать и писать. Ещё в двенадцать лет, стащив у своего, так и не признавшего отцовство официально, папы кошелёк с деньгами, Ферсат бежал в столицу. Поначалу он перебивался разнообразной подённой работой, перепробовав множество профессий: чистильщика обуви, разнорабочего, маляра, официанта, сапожника и, наконец, разносчика газет. Последняя работа была ему особенно по душе: Ферсат жадно читал каждый номер 'Королевских ежедневных ведомостей', которые у него зачастую оставались нераспроданными до конца. Наконец, обнаружив в воскресном номере колонку фельетонов и адрес, куда можно было их присылать, он, выкроив свободную минутку, написал своё первое литературное произведение. За основу сюжета Ферсат взял реальную историю из великого множества, приключившихся с ним, и приукрасив всевозможными вымышленными подробностями, отправил в редакцию. К его великому удивлению, фельетон приняли к публикации и вскорости он сделался популярным в столице писателем: его юмористические рассказы пользовались большой популярностью, их печатали в нескольких литературных журналах.
- В армию я попал, в общем случайно, - заявил Ферсат, - в большой мере как раз по причине того, что не хотел туда идти. Я страшно боялся, что меня убьют, и в животе у меня постоянно что-то скручивало кишки, словно туда поселилась рука садиста-сержанта. Наконец, решив не дожидаться, пока мне пришлют повестку, я надумал лечь в дурдом. Это было несложно, по крайне мере, я так полагал. За мной уже некоторое время следили шпики из УТСН и, обернувшись к одному из них, я вдруг выстрелил в него фразой. И сорвалась она, эта чёртова фраза, мой приговор, с губ моих так легко...
Пауза, сделанная Ферсатом нарочно, дабы слушатели смогли оценить красоту его слога, разожгла в присутствующих неподдельный интерес.
- И что, что же ты сказал?
Писатель улыбнулся и покачал головой:
- Вы не поверите, вы просто не поверите...
- Да говори же мерзавец, не издевайся над нами! - не выдержал Дортег. Ферсат расхохотался в ответ. - Это было так глупо с моей стороны - надеяться на пенсию по слабоумию...
Наконец, он согласился поведать эту, едва ли правдоподобную, но, несомненно, правдивую историю. Дело было у светофора - эти релейные, мигающие зелёным и красным, устройства, уже давно стояли на улицах столицы, управляя дорожным движением. На пешеходном переходе зажёгся красный свет - алая человеческая фигурка, - что принудило целую группу прохожих, включая и Ферсата, замереть.
- Вот за чем мы, оказывается, пришли, - заявил вдруг Ферсат окружающим. - Мы хотели увидеть красного человечка!
Его арестовали на месте - это сделал сотрудник УТСН в штатском, следовавший за Ферсатом по пятам; трое свидетелей дали необходимые показания. Тем же вечером писатель давал показания следователю на Груф Мерген, 22. Причины, по которым Ферсат осуществляет агитацию в пользу противника, интересовавшие следствие в первую очередь, так и остались нераскрытыми: писатель, действуя по заранее намеченному плану, начал имитировать сумасшествие.
- Я думал: какая разница, где я валяя дурака - в больнице или на допросе? Надеялся, что их это удовлетворит.
- Как бы не так, - вырвалось у нескольких слушателей одновременно. - Совершенно верно!
Ферсат встал и начал демонстрировать, каким именно образом он симулировал эпилептический припадок прямо в кабинете у следователя.