В материалах уголовного дела фигурирует информация об анонимных письмах и записках, которые кем-то подбрасывались в почтовый ящик квартиры Инги и Воронина в доме на 3-й Фрунзенской улице. Наша мама, Анна Михайловна, рассказывала мне, что в первые годы после смерти Инги на могилу к ней часто приходила какая-то молодая особа и все время просила прощения: «Инга, прости меня, прости». Быть может, этой особе всего лишь поручалось подбрасывать анонимки в почтовый ящик и она как бы косвенно участвовала в этом невинном для себя действе, а на самом деле – злой интриге, закончившейся столь трагично. А может быть, сама «соперница» (из тех, что были в интимных отношениях с Ворониным – эти факты фигурируют в материалах следствия) подбрасывала их, и цель этих анонимок была в том, чтобы вызвать подозрение у Воронина, учитывая его необузданный, мнительный и мстительный характер, и его же руками уничтожить Ингу.
Но потом мне встретились в деле показания тренера Л. Ф. Горкунова
. Вот что он рассказывает:«Одно анонимное письмо пришло домой Ворониным, где сообщалось, что Инга изменяет ему с каким-то пожилым человеком. Письмо было адресовано Геннадию, но его не было дома, и оно попало Инге в руки. Это письмо Инга показала мне. Я спросил Ингу, действительно ли то, что кто-то, зная их отношения, подогревает ссоры между ними? Спустя некоторое время аналогичное письмо пришло на мое имя (значит, возможно, это был кто-то из спортивных, даже конькобежных кругов, ведь так все хорошо знал! –
Кто был автором (авторами) этих анонимок? До сих пор это остается неразгаданной загадкой.
Этот текст можно было бы назвать именем «близкой подруги» Инги – «Эрна Вирс», которая тайно сожительствовала с ее мужем Ворониным. Читая ее следственные показания, я удивлялся цинизму, с которым она рассказывала об Инге. Я давно знаю ее, примерно с 1954 года, – улыбающуюся, приветливую, отзывчивую. Так мне тогда казалось. Мальчишкой я приезжал на день-два на водный стадион «Динамо» в Москве, где команда гребцов, в которой была и Инга, жила на тренировочном сборе. Команда действительно была дружная, девчата порядочные, скромные. По крайней мере, у меня, мальчишки, создалось такое впечатление о них. И я всегда считал и сейчас считаю, что выражение истинной теплоты к человеку при встрече с ним никак не может обернуться прямо противоположным отношением к нему, когда этот человек не рядом. Если это происходит, то отношения – фальшивые. Зачем тогда тепло улыбаться, если в душе ты невысокого мнения об этом человеке, низко его ставишь? Узнав, что эта подруга имела интимные отношения с мужем Инги в период замужества Инги с Ворониным, я, читая много лет спустя ее показания, был поражен теми оценками, которые она давала Инге. И не только потому, что они были отрицательными, а в первую очередь потому, что она характеризовала свою погибшую подругу как строгая бонна, с репутацией морально чистейшего человека. По ходу чтения ее «воспоминаний» я невольно комментировал ее высказывания. Вместе с ними я и предлагаю вам отдельные выдержки из этого допроса Э. Вирс.
«Вопрос. Скажите, в какой период у вас с Геннадием были близкие отношения?
Ответ. Близкие отношения с Геннадием Ворониным у меня были два раза (а он в одном из допросов говорил – три: один раз у нее и два раза она приезжала к нему домой. –
«Вопрос. Расскажите подробнее, какой у вас был разговор с Геннадием по телефону, когда он вам позвонил 2 янв. 1966 г.?