Инга Артамонова. Смерть на взлете. Яркая жизнь и трагическая гибель четырехкратной чемпионки мира

Я звеньевая звена № 1. Все четыре класса училась только на «отлично», но теперь учусь хуже. Я обещаю исправиться. Теперь я как только начну писать небрежно, говорю себе: «А что бы сказала Инга, увидев такую писанину?» И везде так останавливаю себя. На первенстве мира я очень болела за тебя. Я сама занимаюсь в секции фигурного катания, имею 3-й разряд. Я хочу быть еще и конькобежкой, но не знаю, где записаться в секцию. Все взрослые и ребята зовут меня «мальчишкой в юбке». Я очень люблю играть в подвижные игры, и я капитан классной волейбольной команды девочек. Ты, наверное, меня видела в раздевалке, я все время грелась там и преподносила цветы на открытии – только не тебе, а польским спортсменкам. Посылаю тебе свою крошечную фотку – это я в 4-м кл. После пришлю фото – куда большее, – только оно еще не готово.

Поздравляю с Международным женским днем 8 Марта. Желаю в следующем году обязательно стать чемпионкой мира. Ты для меня, Инга, во всем пример. У нас есть пионерская песня, в ней поется: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет». Не знаю почему, но что-то просто притягивает душой к тебе. Я на стадионе стеснялась подойти к тебе, Инга, и пишу не знаю куда».

На конверте было выведено: «Москва, Всенародный союз конькобежцев (ИСУ), общество «Динамо». Конькобежке Инге Артамоновой». Адрес на конверте был неточен, но письмо уверенно, хотя и не быстро, нашло своего адресата.

Инга всегда аккуратно хранила эти письма и подчас перечитывала их. Они помогали ей, ободряли, радовали…

«Спортсмен, – говорила не раз Инга, – не имеет права быть плохим человеком».

Детьми Инга и вправду решила обзавестись после победы на Олимпиаде. А пока не было своих детей, она занималась чужими. Схватит, бывало, маленького ребенка каких-нибудь своих знакомых и возится с ним целыми днями, каждому встречному говоря, что это ее, Ингин, ребенок. Некоторые принимали это за действительность. Она и сестру свою младшую, Галку, беря с собой на тренировочный сбор, подговаривала, что если кто будет спрашивать ее, Галку, кем ей доводится Инга, чтобы говорила – мама. Детей она всегда так тискала от своей большой любви к ним, осыпая их поцелуями, подбрасывая вверх или наряжая в какие-то немыслимые одеяния (если тот или иной из них оказывался у нее в гостях), что не каждому это было по вкусу. Но если ребенок был таким же безудержным, как и она, то он сразу повисал на ней и в другой раз ждал только случая, чтобы еще раз побыть в той обстановке, которую умеет создавать этот необычный взрослый человек – веселый, смешной, такой же подвижный, как и он, не строгий, но которого уважаешь и бедокурить при нем не станешь. Который щедро накормит всякими сладостями и обязательно подарит какую-нибудь необычную, как сам, вещичку, отчего дух захватит, потому что ни у кого из приятелей такой не увидишь, и они будут только завидовать.

Уезжая из Москвы, Инга не забывала присылать нам письма. Их она писала обычно в веселом тоне. Вот одно из ее писем, присланных из Иркутска:

«Здравствуйте, мои рыбачки! Почему до сих пор молчите? Я жду от вас письмо, а вы зубок на зубок и молчок.

…Здесь у нас все хорошо. Я тренируюсь и занимаюсь английским языком. Прочла уже полкниги, могу даже написать письмо на английском языке. Тренируюсь, как всегда, много. Чувствую себя хорошо. Как вы там? Как моя бабушка себя чувствует? Пусть хоть нарисует что-нибудь, я буду рада. Я по ней соскучилась, некому на меня поворчать. Привет ей от меня. Скажите, что мне, так же как и ей, каждый день делают укол «автомины», то бишь витамина В₁.

Как Галочка учится? Пусть напишет мне письмо, но только самостоятельно.

Профессор Артамонов (я учился в институте. – В. А.) хотя бы написал мне какую-нибудь сказку…

…Отцу Александру (отец Галки. – В. А.) большой персональный привет. С прошедшим его праздником артиллерии…»

В ее письмах всегда присутствовало слово «хорошо» и никогда не присутствовало – «плохо», хотя было немало оснований встать ему в строку вместо какого-нибудь более приятного слова. Инга этого не делала, потому что помнила: даже маленькие ее жалобы осядут тяжелым грузом на сердце мамы и бабушки.

Я неспроста рассказал о бабушке. Бабушкины сердечность, отзывчивость, а иногда и вспыльчивость клубочком отмотались к Инге. Доброта Инги на первый взгляд могла показаться странной. К чужим людям, даже незнакомым, она могла проявить больше чуткости, чем к своим родным, будто те могли обидеться, а ты нет. Она забудет порой предложить тебе поесть, когда находишься у нее в гостях, и в то же время у нее можно было хоть полквартиры вывезти, и она не обратит на это внимания: приходи и бери, что тебе нужно, не спрашивай, ты же свой человек и должен все понимать.

Она была остроумной и рассказывать умела забавно, да чуточку, как и заведено у истинных рассказчиков, что-то прибавит от себя.