- Але? - голос внезапно охрип. За спиной вертелась Валя, стараясь не шуметь, и Инга прикусила язык, вот же дурочка, чуть не крикнула в трубку, Сережа, это ты, Серенький?
- Аллоу, - спел в ухо хорошо поставленный звонкий женский голос, - это Инга? Инга Михайлова?
- Да. А кто...
- Деточка, - обрадовался голос, - ах, как славно, что это ты!
- Да? - удивилась Инга, поворачиваясь спиной к Вале.
- Слушай. И пожалуйста, не перебивай и не переспрашивай. Поняла? Скажи, да.
- Да... а что...
- Ох, Господи. Да слушай. С Сережей все в порядке. Он тебя любит, деточка, и очень, очень сильно скучает. Если бы не он, мы с Ваней, два старых дурня, пропали бы в первую же неделю. Ты слышишь?
- Да, - голос пискнул и сел, Инга прокашлялась и повторила громче, чтоб перекричать стук сердца, - Да. Да!
- Теперь скажи мне, милая. У тебя сейчас много дел? Может быть, работа или еще что?
- Нет! Я...
- Чудесно. Молчи. И пожалуйста, сделай так...
Валя с досадой бросила тряпку, которой протирала блестящие безделушки на полках, и ушла во двор. Закричала сердито, замолкая и все-таки прислушиваясь:
- Цыпа, цы-ыпа-а-а, цы-ыпа!
Из открытого окна слышались то да, то нет, сказанные с разной интонацией. Когда Инга вышла, кивая и прижимая к груди кулаки, Валя заторопилась рядом, одергивая линялый халат.
- Иночка, то не гости, нет? Ты ж знаешь, у нас заняты комнаты, но через неделю новосибирцы едут, будет свободна. А потом и другая.
- Да, - отрывисто сказала Инга, исчезая за калиткой.
***
За полтора месяца пакет с лекарствами, который вручила Горчику Лика, ни разу не пригодился. Он лежал на дне старого рундука, где тонкое дерево прижималось к земляному полу. Это было самое прохладное место в лагере, и Горчик надеялся, что таблетки и ампулы не испортятся. А еще больше надеялся - не понадобятся совсем. Иван загорел и похудел. Круглый живот стал меньше, руки окрепли, наливаясь под рыжей кожей мягкими округлостями. Дышал легко, радуясь, и вкусно глотая жаркий дрожащий летним маревом воздух. И все шло хорошо, медленно и как надо, если, конечно, не считать ночных приступов тоски. Но то была тоска Горчика, и он, плавая в ее темном киселе, утешал себя - зато Ивану их одинокое сидение на заброшенном хуторе помогло, кажется, лучше, чем стерильная клиника в Варне.
А когда Сереге стало совсем невмоготу, очень вовремя кончились продукты - запасенные крупы и макароны. И все сложилось удачно, хотя поволновался он изрядно.
Как-то, возвращаясь с рыбалки, тащил удочки, осторожно ступая, чтоб не спутать висящие лески с грузилами, и застыл, глядя: из-за облезлого беленого угла торчит мотоциклетная коляска. Старый "Урал", черный и пыльный.
Горчик стоял с пересохшим ртом, соображая, что делать. И тут, обходя мотоцикл, вышла навстречу Лика, и, улыбаясь, пропела звонко:
- А вот и Вадик вернулся. Ты чего там застрял, сын?
- Удочки, - сипло ответил Горчик, и кивнул вышедшему следом мужчине в линялых штанах цвета хаки и распахнутой старой рубашке. Мужчина сбил на затылок кепку, разглядывая тонкую коричневую фигуру, выгоревшие до соломы тонкие волосы, закинутые назад со лба. И вдруг сказал прокуренным голосом:
- Драсти вам. А похож на батю, прям вылитый.
- Ну, так, - вступил в беседу Иван, маяча за женой и вытирая лоб старым полотенцем, - младший наш, плод так сказать любви.
Лика хихикнула, выразительно отмахиваясь полной рукой. И побежала в дом, крича на ходу:
- Васенька, я быстро, и ой спасибо вам, миленький, спасаете!
Горчик оторопело переступил босыми ногами по горячему песку. Иван, через плечо гостя честно глядя на новоиспеченного сына, пояснил:
- Мама поедет на станцию. Вася любезно согласился ее подбросить и обратно привезет. Так что, она заодно и купит всяких там макаронов да пшенки. Тебе ничего не надо ли?
- Н-нет.
- Ну, давай добро, да иди умойся.
Отбирая удочки, заговорил с Василием о погоде, очень светским тоном, вроде не в трусах семейных стоит и в платке с уголками на большой голове, а в костюме, любезно развлекая гостей.
Горчик медленно ушел и старательно загремел ведрами за углом, показывая гостю - умывается, еще и как умывается.
Вернулась Лика к вечеру. Звонко и певуче прощалась с Василием, а тот молодечески крякал и хмыкал, смеялся и что-то шутил, уже им только обоим понятное, и Лика в ответ заливалась девичьим лукавым смехом. На чай не остался, к великому облегчению Горчика. Тот уже знал от Ивана, что их почтил посещением участковый, а по совместительству представитель рыбнадзора пары дальних полупустых деревень. Страшно смущаясь, попросил показать паспорта, и сурово проверил снасти, даже прошел с Иваном к берегу, где тот показал ему далекую фигурку Горчика, стерегущего удочки и гладкую поверхность воды без буйков и сетей.
Когда треск мотоцикла стих, и свет фар упрыгал в темноту, Лика сказала озабоченно, вытаскивая из сумки пакеты с крупой и складывая их на руки мужчинам: