Читаем Инга. Общий файл полностью

- Петр. Не трогай его. Я не сумею соврать, Валька, прости. Только хуже сделаю. Вот Петр, он напишет.

- Что? - удивился Петр, убирая руку с толстого плеча Сапога.

- Э? - Сапог уставился снизу на возмущенное мужское лицо.

- Пожалуйста, - сказала девочка, - ну, пожалуйста. Давай поедем сейчас, туда всего полчаса. Ты напишешь, и у тебя билет. Завтра уедешь. И никто ведь не будет, туда в Москву. А его не посадят. Дядька Сапога так и сказал. Всего нужна бумажка. Одна. Поедем, а? Петенька... Любимый мой!

Каменев молчал. И Валька молчал, переводя с мужчины на девочку круглые глаза.

- Хочешь? Ну что хочешь, чтоб я? Хочешь... - она оглянулась, ища сокровищ, которых у нее не было. И снова повторила, глядя и прижимая к груди руки, зная - поймет, о чем она:

- Ну, хочешь? И мы...

- Черт! - рявкнул Петр, толкая Сапога снова в комнату, - да замолчи уже! Мать Тереза нашлась!

Заходил по комнате, шлепая босыми ногами. Две головы поворачивались, следя, как ходит и ругается вполголоса. Ударился ногой о стул, пнул его. И с размаху сел на постель, нагнулся, натягивая сандалии. Инга рванулась к столу, хватая свою полотняную сумку.

- Ты не поедешь, - распорядился сквозь зубы Петр, - сиди уже тут, правдорубица недоделанная. Нет, сейчас выйдем, и мотай домой. Чтоб бабка тоже не вызвала милицию, если опоздаем к рассвету. Сапог, где тут тачку можно?

- У выезда, - с готовностью отозвался Сапог, спешно прожевывая утащенное из пачки на столе печенье, - там Рафик стоит. Ну не машина, а Рафик, на москвиче. Он всегда ночью таксует. Щас пусто, за двадцать минут доедем.

Петр пригладил лохматые волосы ладонью. Осмотрел комнату, постель, стол с упавшими свечками. Кивнул Инге:

- На выход, маленькая. И не хлюпай, ты там не нужна. Хочешь, чтоб мы вытащили твоего мушкетера?

И снова кивнул, в ответ на ее кивок.

- Тогда слушайся.

- Да, - важно подтвердил Сапог, тоже приглаживая масляно-коричневые волосы.

Сидя в темной машине, рядом с шофером, пока Сапог вертелся на заднем сиденье, припадая то к одному окну, то к другому - наслаждался поездкой, Петр сжимал и разжимал кулак. На правой ладони кожа держала память о босых ступнях - подсадил в окно, и когда высунулась - помахал рукой, молча отступая в кусты.

Вот так, свет ты Каменев, усмехнулся, поглядывая на горбоносый профиль зевающего Рафика, вместо памяти о горячей упругой груди с твердыми сосками, или о тайном влажном, - босые узкие ступни, жесткие пяточки. И снова умилился, с радостной грустью и облегчением думая - из города сразу же на заказанное утреннее такси в Симферополь. И домой.

17

Когда биолог Костя ругался, голос у него становился высоким, почти женским, с протяжными укоризненными интонациями.

- Ну-у, де-евочки, еще вчера рассаду надо было. А в-ы-ы что же? Ну и что не платят зарплату, сказа-али же, в конце месяца дадут сразу. За два. Та-ак, быстро, чтоб к вечеру все торчало и зеленело!

- Чтоб твое торчало позеленело, - вполголоса сказала ему в спину крупная, как дом, Оля, подымая полиэтиленовый ящичек и с грохотом ставя его на доски длинного рабочего стола. Ростки в ящике затрепетали.

- Вы мне, Ольга Викторовна? - проблеял Костя, поворачиваясь под сдавленное хихиканье девочек в серых халатах.

- Нет, миленький. Я чтоб запомнить - торчало, зеленело, - честно ответила Оля, одергивая халат и выставляя в костину сторону необъятную грудь.

Инга тоже улыбнулась, осторожно вынимая из пластика ростки с комками черной земли на нежных корешках и выкладывая их рядом с приготовленными торфяными горшочками.

Костя подозрительно оглядел бригаду и пошел к выходу. По белой спине ползли тени от растяжек каркаса. В дверях остановился, напомнить:

- Завтра тоже рабочий день, не забыли?

- Черт, - выругалась худая чернявая Светлана, - и так денег не платят, да еще по субботам тут торчи.

- И зеленей, - подсказала Оля.

- Все вам начислят, - пообещал Костя, поспешно ретируясь, - и после, ну потом, значит, в бухгалтерии...

Инга нахмурилась, обдумывая разговор. Она три раза в неделю сразу после школы прибегала в оранжерею и была на подхвате, вот эту декаду с бригадой женщин в теплице. И по субботам работала тоже, субботник или нет, у нее по трудовой все равно день рабочий. А в воскресенье - библиотека в Судаке. Хорошо, каждый год меняются правила в школе, и в этом им перестали задавать на дом. Сперва казалось - такая лафа. А придавили ой-ой, успевай только на уроках поворачиваться, голова пухнет. Но раз взялась. И ей так лучше, меньше дурных мыслей, а то впору утопиться. Прыгнуть со скалы, нырнуть в самую глубину, там рот раскрыть и сразу наглотаться. Чтоб не вспоминать снова и снова, как ночью Петр помахал ей и скрылся в кустах. А она сидела на неразобранной постели и заснула, как дура, дура...

Проснулась от жары. И оттого, что Вива сидела рядом, смотрела на нее серьезно. Дождавшись, когда проморгается и вскочит, резко садясь и с испугом глядя на полный день, орущий птицами за окном, подала сложенную записку.

- Детка, от Каменева. Мальчик вот передал. Приходил утром, в десять, но ты спала...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза