Ингерманланд

И долго ещё в ночных кошмарах будет слышаться шёпот из подземелья и смех за закрытой крышкой люка этакой рыжей хари, тянущейся к нему своими слюнявыми губищами. Тогда он сам своим воплем будет пугать заснувшую рядом с ним на диванчике Зину и чутко бдящую пенсионерку со второго этажа. На службе он станет одновременно и сосредоточен, и рассеян. Всё время с серьёзным выражением лица, внимательный ко всем поручениям начальства, аккуратно одетый, с зачесанными на пробор как-то рано подёрнутыми сединой волосами, даже переставший собачиться с дураком Васькой, всем хорош. Но вот разве что-то во взгляде новое появилось у Алексея Алексеевича, или, наоборот, пропало. Какая-то пустота там образовалась. Подружки Зинаиды спрашивают её, мол: «Как ты можешь с таким? У него глаза-то рыбьи». Рыбьи, подтверждает Зинаида, зато человек хороший. Других подлецов понасмотрелась, одни глупости на уме, а этот с работы сразу домой. Задёрнет шторки и сидит на кухне, молчит, курит. Обстоятельный мужчина.

Так развлекались закадычные друзья Теша и Сёпа, и в голову им даже не приходило, что ломают они шутки ради судьбы, хоть и маленькие, но человеческие. Развлекались они, пока не случилось с ними форменное безобразие. Ну, иначе это и не назовешь.

В старом парке, чудом избежавшем эпидемии точечных застроек, близ Ждановской набережной они, как всегда, устроили свою незамысловатую засаду. Смеркалось, но то ли день был такой, то ли что – не знаю. В общем, никто, как назло, в парке не появлялся, а если и появлялся, то обходил оба открытых, соединённых проходом люка. Сёпа, сидевший внутри, совсем заскучал, а Теша так вообще замёрз сидеть на ветру на лавочке, подпирая ржавую крышку люка. И решили они в тот вечер побаловать себя неким божественным нектаром в виде настойки боярышника. Аптека-то рядом, пять минут ходу. А пользы и удовольствия – на мильён. Накупили, значит, фуфыриков, назад пошли. Вдруг смотрят: какая-то фигура на их глазах в люк падает, а в соседний – другая. Не сговариваясь, Теша и Сёпа рванулись к разным люкам и захлопнули их разом. Сёпа ещё успел прокричать про «родименького», а Теша прохохотать своё сумасшествие.

Глава вторая. Поучительная. Повествующая о том, как один мальчик очень плохо учился, и что в результате этого с ним приключилось

Володя с детства рос ничем не примечательным серым питерским мальчиком. Серым – не на манер города, мрачным и сопливым, хотя и не без этого. А попросту был он обычный троечник, с обычной же фамилией Сидоров. Своей юной крысиной мордочкой он больше напоминал маму, чем папу. Однако папа его любил больше, по крайней мере, Володе так казалось. Выражение «по крайней мере» он знал, однако считал его вычурным и буржуазным, и чем-то даже оскорбительным. Слышал он его только в школе и только когда что-нибудь натворит. «По крайней мере, голову не забыл», «по крайней мере, двор подметать сможешь» и тому подобное. Надо сказать, слово «вычурный» он и не знал вовсе, даже по школе, оно просто безобразным безымянным образом появлялось в его крохотном мозгу. Школу Володя не любил. Учителя мучили его задачками, а когда он не справлялся – ругали его за тупость и лень. Одноклассники были и того хуже. Мальчики издевались над ним и даже порой поколачивали, не больно, так, для смеха. Девочки просто смотрели на него как на природное недоразумение. Хотя девочки ему очень нравились, особенно дома, особенно ночью, особенно когда родители заснули и не слышат, как он мечтает о них.

Однажды к папе в гости пришёл его друг, дядя Володя. Дядя Володя был толстый, шумный, весёлый, и даже папа как-то на его фоне терялся. Дядя Володя был мент.

– Ну что, тёзка? – спросил дядя Володя.

– Как гранит науки, разгрыз уже, отличник, небось?

– Какое там… – стыдливо пряча белесые глазки, забормотал Вова.

– А и правильно! На хер они нужны! – обрадовался, как будто встретив единомышленника, воскликнул ещё больше повеселевший дядя:

– Главное, чтоб человек был, – с упором на слово «человек» начал разъяснять дядя.

– Ты посмотри на меня! Что, я твои синусы с косинусами считать буду? Нет! Я Человек! – и тут дядя сделал такую сложную фигуру пальцем, что уже никаких сомнений у Володи не могло оставаться. Дядя – Человек.

Несмотря на произведённое на него дядей впечатление, вспомнил эту встречу Володя лишь через пару лет, когда шёл со своего выпускного вечера. Он рано ушёл оттуда: какой смысл сидеть и смотреть на чужой праздник? Попинав у парадной консервную банку и забросив в лужу бычок, Володя поднялся в квартиру и сразу направился к своему отцу.

В тот вечер Володя принял своё первое самостоятельное решение. Были звонки дяде Володе, гости и звонки дяди Володи уже совсем неизвестным людям, затем опять гости, в общем, закрутилось.