Ингерманланд

Так вот, вернувшись как-то вечером к себе домой, он не обнаружил приготовленного ужина. Вместо этого он выявилась пропажа всех вещей жены, потом самой жены и вдобавок на кухонном столе безобразная записку: «Я тебя больше не люблю. Не ищи меня, я ушла к Василию».

Ушла, к Василию, не ищи. Степан Матвеевич был человек не глупый, чтобы не понять первое, второе. Однако сопоставить первое и второе никак не мог, видно, ума всё-таки не хватало. И он пошёл к Василию, дабы всё же прояснить для себя всю эту дребедень.

Звонок в дверь прозвучал пронзительно, резануло не по ушам – прямо по сердцу. Степан Матвеевич даже в это мгновение затрусил и захотел уйти, не предчувствуя хорошего от встречи. Однако собрался с силами и даже прикрикнул, правда, тихонечко, так как в душе не любил скандалов.

– Открывай, скотина!

Слово «скотина» прозвучало ну уж совсем тихо. Послышалось приближающееся к двери шарканье тапочек и металлический скрежет открываемого замка, что отрезало ему дорогу к бегству. Последний раз оглянувшись в сторону собственной двери, Степан Матвеевич уставился на высунувшуюся Васькину рожу. Василий что-то дожевывал и вопросительно глядел на скомканную фигуру перед собой.

– Здорово, Буреляйло! – нарушил затянувшееся молчание мерзкий сосед. Василию очень нравилось произносить фамилию Степана Матвеевича, делал это с припевом на «ляй», тем самым фамилия для него начинала отдавать какой-то цыганщиной, вокруг начинало пахнуть водкой, слышался пьяный женский смех, и хотелось пуститься в пляс и начинать творить глупости. Впрочем, умными поступками, как и мыслями, Вася не блистал с детства. Его даже за это изредка в юном возрасте родители стращали спецшколой для умственно отсталых и немного чаще лупцевали сотоварищи. Коротко, Вася был дурак, но, в отличие от большинства дураков, он не притворялся умным и потому слыл неплохим парнем, нравился некапризным женщинам и не вызывал раздражения у большинства мужчин.

Кстати, вот вам и совет, мой уважаемый читатель. Если вы чувствуете, что сваляли дурака – поменьше умничайте. Ведь всё, что вы дальше скажете, будет лишь умножением вашей нечаянной дурости. Однако, давая этот совет, я, безусловно, уверен, что он вам вряд ли понадобится. Ведь дураков из вас – считанные единицы, хотя бы лишь потому, что вы взяли на себя труд читать этот текст.

– Жену позови, – насупился Степан Матвеевич.

– Так холост я, Стёпа, – приоткрывая пошире дверь и улыбку, осклабился Вася.

Нет, всё-таки скотина. Скотина и есть.

– Дурака не валяй! Давай зови её.

– Покинула, так сказать, гнездо? Нет её у меня, – растопырив руки и раскрывая настежь дверь, не выказывая особой печали по этому поводу, сказал Василий.

– А где же она?

– Ну, точно не у меня. Ты, это, давай заходи. У меня тут и выпить есть, и пожрать ещё осталось, – сказал он, проталкивая в глотку содержимое своего рта.

Вася настойчиво стал затягивать Степана Матвеевича к себе в квартиру. Тот, будто загипнотизированный, пошёл вслед за хозяином.

Бедный Степан, увлекаемый в омут Васькиной квартиры, уже не сопротивлялся потоку соседской бестактности.

– Садись, – дотащив до кухни, указал на табурет Василий.

В кухне не наблюдалось обычного холостяцкого беспорядка, наоборот, из сушилки выглядывали намытые до блеска чашки, кастрюльки, тарелки. На ручке духового шкафа висели сохнущие, аккуратно сложенные фартук и полотенце. Всё это не вписывалось в представление Степана Матвеевича о соседе.

– Заходила твоя жёнка с утра, – с ходу начал Василий, только Степан Матвеевич примостился на табурете.

– Сам её не видел, Светлана открыла.

– Какая Светлана? – на автомате уже спросил Степан.

– Ну, ты знаешь, из 97-й квартиры, у неё ещё муж военный. Вторую неделю пропадает. Так я её жалею, в смысле Светлану. В смысле, пока тот в отъезде.

– Мою жену тоже жалел?

– Жалел, жалел, а как же её не жалеть? Ты вон цельный день пропадаешь. Её и порадовать некому. А бабе что надо? Чтоб жалели. Ты пей, пей, давай, что ли, за баб! Чтоб их!

И Степан Матвеевич начал пить. Пил он самозабвенно, вначале у Василия, а потом, когда у Василия всё кончилось, в том числе и терпение, и тот, не выдержав такого глубокого погружения в бездну спиртосодержащего, оттранспортировал осиротевшего соседа к нему, дома.

Первым нападению был подвергнут обильный бар. В баре находилось так много бутылок, аппетитных бутылочек, пузатых графинчиков, глиняных сосудиков, скопленных за длинную трезвую семейную жизнь, что всего этого богатства хватило более чем на неделю.