Джаред приблизился к маленькой дверце, ведущей в хлев, и, наклонившись, заглянул внутрь.
Спина его напряглась, и Клодия мгновенно поняла – что-то тут не так.
– Что?
Учитель обернулся, бледный как смерть, – Клодии даже почудилось, что у него опять приступ.
– Боюсь, мы опоздали, – выдавил он.
Она подошла, но Джаред преградил ей путь.
– Я хочу посмотреть, – прошептала она.
– Клодия…
– Дай мне взглянуть, Мастер.
Она поднырнула под его локоть.
На полу хлева, распростершись на спине, раскинув присыпанные соломой руки, лежал пожилой человек. Шея его была сломана, глаза открыты.
Пахло застарелым навозом, надоедливо жужжали мухи и осы, где-то снаружи блеял козлик.
– Они его убили, – похолодев от ужаса и гнева, выпалила Клодия.
– Этого мы не знаем.
Джаред, похоже, овладел собой. Он опустился на колени рядом с телом, коснулся шеи, запястья, провел сканером.
– Его убили. Он что-то знал о смерти Джайлза. Они поняли, что мы придем сюда! – воскликнула Клодия.
– Кто мог это понять?
Он встал и вернулся в комнату.
– Эвиан знал. Они могли подслушать наш разговор. И потом, Джоб. Я спросила у него…
– Джоб – всего лишь ребенок.
– Он боится моего отца.
– Клодия, я сам боюсь твоего отца.
Она снова взглянула на жалкую фигурку на соломе и, обхватив себя руками, дала выход своему гневу.
– Ты же видел следы, – выдохнула она.
Да, там были следы: два синяка на рябой шее, очень похожие на отметины от больших пальцев.
Клодия продолжала:
– Какой-то очень крупный человек. И очень сильный.
Джаред открыл шкаф, приподнял стоявшую там посуду.
– Конечно, он не сам упал.
Захлопнув шкаф, учитель подошел к печке и уставился вверх. Затем, к удивлению Клодии, забрался на скамейку и начал шарить в трубе. Посыпалась сажа.
– Мастер?
– Он жил при Дворе. Наверняка умел читать и писать.
Сначала она не поняла. Потом быстро огляделась, заметила кровать и приподняла завшивленный матрас с торчащей из дырок соломой.
Во дворе заверещал и захлопал крыльями дрозд.
Клодия застыла:
– Они вернулись?
– Может быть. Продолжай искать.
Едва она сделала шаг, пол под ее ногой скрипнул. Упав на колени, Клодия отодвинула легко повернувшуюся вокруг своей оси доску – ею явно часто пользовались.
– Джаред!
Под доской обнаружился тайник, в котором старик хранил свои сокровища. Поношенный кошель с несколькими медными монетами внутри, сломанное ожерелье, в котором почти не осталось камней, два писчих пера, рулон пергамента и тщательно спрятанный на самом дне синий бархатный мешочек.
Джаред развернул пергамент и пробежал глазами текст:
– Что-то похожее на завещание. Я же знал – он должен был его написать! Если его учили сапиенты, это лишь…
Он взглянул на Клодию. Та открыла синий мешочек, из которого на ее ладонь выскользнул золотой овальный медальон с выгравированным коронованным орлом. Клодия повернула медальон.
С портрета им доверчиво и робко улыбался кареглазый ребенок.
Клодия горько улыбнулась ему в ответ и подняла взгляд на учителя:
– Медальон стоит целое состояние, но старик его не продал. Должно быть, он очень сильно любил этого мальчика.
– Ты уверена?.. – осторожно спросил Джаред.
– О да, уверена. Это Джайлз.
Скован оковами и цепями[7]
15
Выехав из Дремучего леса, Сапфик увидел Бронзовую крепость. Отовсюду к ее стенам стекались люди.
– Заходи внутрь, – торопили они его. – Скорее! Пока оно не напало!
Он посмотрел вокруг. Мир был из металла, и небо было из металла. И люди, словно муравьи, копошились на необъятных просторах Тюрьмы.
– Разве вы забыли, – спрашивал он их, – что вы уже Внутри?
Но они спешили мимо, называя его сумасшедшим.
Ураган бушевал всю ночь, а потом прекратился так резко, что Финн проснулся от внезапной тишины. Наступило жуткое, неестественное спокойствие, однако теперь они могли двигаться дальше, прежде чем Тюрьма заставит их передумать. Кейро выполз из норы и потянулся, постанывая от боли в сведенных мышцах. Через минуту снаружи донесся его голос, звучащий непривычно сдержанно:
– Вы только гляньте на это!
Выбравшись вслед за ним, Финн обнаружил, что лес оголился. Все листья, все тонкие завитки фольги опали, и теперь вокруг громоздились гигантские сугробы из металлической стружки.
Деревья расцвели. Медные бутоны, алые и золотистые, раскрасили холмы и долы, насколько хватало взгляда.
Позади Финна раздался счастливый смех Аттии:
– Как красиво!
Он обернулся, удивленный, – сам он видел во всем этом лишь очередную помеху.
– Красиво?
– О да! Но ведь ты… вы привыкли к разноцветью. Вы, пришедшие Снаружи.
– Ты веришь мне?
Она задумчиво кивнула:
– Да. Ты не такой, как другие. Словно не от мира сего. А имя, которое ты повторяешь во сне, – Клодия… Ты помнишь ее?