Но деятельная натура не дала ему долго предаваться унынию. Плюнув на чувство гадливости, он распотрошил вонючий лежак и после долгих стараний ему удалось набрать небольшую охапку сухой соломы. Лечь было не на что, и серый утренний рассвет застал его сидящим посредине камеры.
При звуках загремевшей связки ключей и ругани тюремщиков де Фокс встрепенулся. Но, увы! В окошечко ему выдали деревянную миску и кусок черствого хлеба. Этим дело и ограничилось. Никто не вызвал его на обещанный допрос, где он первым делом собирался предъявить свои претензии к содержанию узников. Граф с отвращением посмотрел на мутную баланду неизвестного происхождения и, борясь с желанием выплеснуть её в отхожее место, выпил до дна, предварительно размочив в ней хлеб. Ближе к ночи он порадовался своей предусмотрительности. За целый день это оказалось единственной пищей.
Вскоре обнаружилось, что они с приором не единственные узники Тайного департамента. Ближе к полудню из коридора раздались нечеловеческие вопли, а следом за ними донёсся запах горелого мяса и де Фокс отпрянул от окошечка. Некоторое время он с замиранием сердца прислушивался к бряцанью железа и тяжёлым шагам в коридоре. Но палач со своими подручными ни разу не остановился у его камеры.
Ближе к вечеру крики смолкли. Утомившийся палач отправился на заслуженный отдых, но де Фоксу довелось увидеть результаты его работы. Когда в коридоре раздался шум, он снова выглянул в окошечко на двери. Ожесточённо ругаясь со стражниками, которые не хотели им помогать, подручные палача тащили изуродованный труп мужчины. В свете факелов было трудно разглядеть, что они сделали с бедолагой, но окровавленная спина с содранной кожей и неестественно висящие конечности заставили графа согнуться в приступе рвоты. Ему приходилось убивать, но одно дело убийство в бою или на дуэли и совсем другое — извращённое издевательство над человеческой плотью.
После этого де Фокс больше не рвался на допрос. Он горячо молился, чтобы тюремщики забыли о его существовании, и они действительно по какой-то причине его не трогали. Успокоившись, он начал искать способ выбраться из застенка. Перепробовано было всё, включая угрозу, подкуп и попытку подкопа, но стражники оказались непугливыми и неподкупными, а каменные стены — нерушимыми. Тогда граф ухитрился добраться до окна под потолком, которое с самого начала влекло его к себе близостью свободы. Но решётка была прочной и не поддалась его усилиям. К тому же проём окна оказался слишком узок, чтобы в него мог пролезть взрослый мужчина. Потому его упорные старания выломать толстые железные прутья были данью отчаянию и ничего кроме израненных рук ему не принесли.
Почти месяц де Фокс ещё бодрился и старался держать себя в форме, но, не видя выхода из клетки, в конце концов, затосковал и постепенно впал в апатию. С тех пор череда однообразных дней превратилась для него в настоящую вечность. Он всё чаще забывал поесть и потихоньку начал угасать.
Печальная развязка была уже близка, но однажды в полнолуние за окном его камеры промелькнул угольно-чёрный силуэт крупной кошки. Спустя некоторое время она вернулась, и на её мордочке, приникшей к прутьям, сверкнули синие глаза.
При виде того, во что превратился граф, кошка рассержено зашипела и её силуэт начал стремительно расти. Огромная лапа с такой силой била по прутьям, что во все стороны полетели искры и осколки камней.
Грохот и треск становились всё громче, но оцепеневший узник настолько ушёл в себя, что по-прежнему ни на что не обращал внимания, зато встревоженный шумом в его камеру заглянул тюремщик. Им оказался тот самый рябой толстяк с одышкой, который сопровождал его в заключение.
— Эй, ваша светлость, ты чего там вытворяешь? — рявкнул он.
Но сгорбившийся узник по-прежнему сидел на своём месте, а сверху раздалось вызывающее завывание загулявших котов.
— Что б вас проклятые! Нашли когда устроить драчку.
Крепко выругавшись, тюремщик хотел было отойти от камеры, как вдруг прямо в лицо ему бросилась крыса и, ловко цепляясь за одежду, спустилась вниз. С проклятиями он отпрянул от двери и, увидев кровь, сочащуюся из царапин, не на шутку разозлился. «Ну, всё! Убью гадину! Мало ты растаскала моих обедов, так теперь вознамерилась искалечить меня?!»
Горящий жаждой мести тюремщик бросился следом за крысой, но та будто не замечала погони и спокойно трусила по коридору. Тем не менее, несмотря на все старания её преследователя, расстояние между ними не сокращалось. Правда, перед тем как завернуть за угол крыса присела и почесала за ухом, отчего тюремщик окончательно взбеленился. «Ах ты, стерва! Ну, совсем обнаглела!» Обиженный явным пренебрежением крысы он достал меч, твёрдо вознамерившись покончить с хвостатой обидчицей. Тяжело пыхтя и страшно потея в своём обмундировании, он завернул за угол, вот только навстречу ему шагнула уже не крыса, а чёрная пантера. При виде злобно оскаленной морды с горящими синими глазами рябой дурень не выдержал и позорно брякнулся в обморок.
Ведьме это было только на руку.