— Я уже давно порвал со своими! — поспешно проговорил приор. — А вы встречались с моими сородичами? — полюбопытствовал он в свою очередь.
— О да! Как-то видела ваших женщин байлаор[20]
. Они исполняли красивый танец, кажется, он называется фламенко.Вагабундо ухмыльнулся.
— Это ладно. А я уж думал, что вы покупали у нас коней.
— Нет, боги миловали. Я уже наслышана, что ваши сородичи — редкие обманщики и конокрады. — Облизав мизинец, испачканный во фруктовом желе, Аделия мило улыбнулась. — Может, ещё споёте, господин приор? У вас хорошо получается.
— Зачем вам слушать песни обманщиков и конокрадов? — сердито отозвался Вагабундо, задетый её бестактным замечанием.
Видя, что коротышка надулся, ведьма пожала плечами и снова переключилась на де Фокса. У реки она попыталась расспросить его о юноше, но в результате только выяснила, чем её представления об инкубах отличаются от того, что о них думают католики. У христиан почитаемые ведьмами боги плодородия превратились в мерзких похотливых демонов. Когда ей надоели уклончивые ответы иезуита, она спросила его в лоб, считает ли он Юлиана одним из этих существ. К её удивлению граф заявил, что всё это глупости и юноша просто талантливый актёр, которого за какую-то провинность выгнали из театральной труппы. Насмешливо фыркнув, он предположил, что тот соблазнил жену или дочь хозяина.
В ожидании ужина Аделия попыталась разговорить де Фокса на тему политики. Сначала они говорили о всяких пустяках и выясняли круг общих знакомых, а затем она как бы невзначай поинтересовалась, правда ли что война с соседями окончательно разорила Кордовский халифат. Но граф не забывал, с кем имеет дело, и на все расспросы ведьмы отговаривался незнанием. И она отплатила ему той же монетой, сказав, что далека от того, что происходит при королевском дворе Эдайна.
Руника прислушивалась к господским играм и потихонечку вздыхала. Посматривая на белокурого красавца, она думала, что если бы не сбежала в своё время из королевского дворца, то теперь могла бы быть на месте своей госпожи, и именно ей предназначались бы все эти учтивые комплименты.
«Что уж там! Жалей, не жалей, а сделанного уже не вернёшь», — она тяжело вздохнула и, обругав запаздывающего к ужину юношу, подсела к Вагабундо — он как раз закончил возиться с лошадьми. В качестве подкупа Руника протянула ему ещё одну кружку пива и, покосившись на хозяйку, попросила его спеть что-нибудь душевное.
Вагабундо не стал ломаться и, подыгрывая себе на губной гармошке, завёл грустную цыганскую песню. Он был в настроении и его хрипловато-надрывный голос звучал настолько проникновенно, что у слушателей заблестели слёзы на глазах, и не только у людей. Даже леший не выдержал. Опустившись, на пенёк, он пригорюнился, а следом за ним и кикиморы запечалились. Они собрались вокруг своего предводителя и, подперев ладонями корявые головы, потихонечку завыли.
«Ой, ты доля, моя доля! Доля горькая моя», — выводили духи леса вслед за рыдающим голосом цыгана.
Вспугнуло их появление Юлиана. Насвистывая весёлую песенку, он с довольным видом шагал между деревьев, не замечая, что за ним уже выстроилась целая процессия странных существ, которые, радостно кривляясь, старательно повторяют каждый его жест. Юноша останавливался, и они замирали в забавных позах; он шёл, и они бежали следом за ним.
Отстали духи только тогда, когда он вышел к стоянке, и навстречу ему с радостным возгласом бросилась Цветанка. Руника тут же забрала у него утиные тушки и, всячески обругав за задержку, погнала его за стол.
Усевшись на траве, разношёрстая компания первым делом вознесла благодарственные молитвы богам. Заметив, что остальные посматривают на него, не понимая, почему он молчит, Юлиан вздохнул, а затем с просветлённым выражением на лице возблагодарил товарища Ленина за счастливое детство и, как положено у пионеров, отсалютовал ему поднятой вверх рукой. Цветанка не удержалась и тихонько спросила, кто такой «Товарищ Ленин», и он громким шёпотом ответил ей, что на его родине это такой же пророк как Мухаммед у мусульман. Иезуиты подозрительно посмотрели на юношу, но ничего не сказали, решив, что это какое-то новое направление православной ереси.
Когда с ужином было покончено, приор достал очки и, присев поближе к костру, углубился в чтение пухлого научного трактата; Руника и Цветанка занялись ощипыванием уток, готовясь их закоптить; Аделия взялась за сортировку собранных трав; лишь Юлиан и де Фокс бездельничали. В расслабленных позах молодые люди валялись на травке и упорно делали вид, что не слышат ворчания трактирщицы. Видя, что она не теряет надежды привлечь их к общественно-полезному труду, граф повернул голову и поискал глазами юношу.
— Эй, инкуб! Хочешь, научу тебя обращаться с оружием? — предложил он.
— Научи, если тебе не в лом, — лениво отозвался Юлиан, и в то же мгновение рядом с его головой вонзился нож.
Цветанка испуганно вскрикнула, а Руника ухмыльнулась, видя, что де Фокс повторил её фокус. Но юноша даже не дёрнулся и одарил его укоризненным взглядом.