Инкуб (СИ)

Стремительная и гибкая она держалась очень хорошо, но она была опытным бойцом и с самого начала поединка поняла, что у неё нет ни единого шанса на победу. Такая филигранная техника боя, и такое искусство владения мечом, встретились ей впервые. Но хотя противник был чрезвычайно силён и явно ей не по зубам, из чистого упрямства она не желала сдаваться, да и он не спешил принудить её к капитуляции.

В общем, утро действительно было чудесным, тёплым и солнечным, потому де Фокс и крестьянская воительница, находясь в приподнятом настроении, от души наслаждались смертельной игрой.

Вагабундо припозднился к началу их поединка. Хотя он сделал вид, что уходит, но слежка за ведьмой была для него приоритетней и лишь, когда она улеглась, глазея в небо, он бросился к реке.

Долго искать не пришлось. Ориентируясь на звон мечей и азартные выкрики, приор направился к прибрежным зарослям, и когда они кончились, выглянул из-за куста. Бой на речном пляже был в самом разгаре, и он устроился поудобнее, собираясь всласть полюбоваться бесплатным развлечением. Вскоре на его физиономии расплылась понимающая ухмылка: он видел, что граф дерётся не в полную силу. Его развлекал боевой задор противницы, и он намеренно тянул время, прежде чем нанести решающий удар.

Понемногу поединок переместился на заболоченную луговину, и тут вмешался их величество случай. Де Фокс споткнулся о кочку и с трудом увернулся от смертельного удара. Не успел он подняться, как Руника приставила острие меча к его горлу.

— Сдавайся, красавчик, или твоя песенка спета! — воскликнула она с торжеством.

На физиономии графа появилась скорбная мина падшего ангела. Он сделал вид, что сдаётся, а затем неожиданным выпадом перехватил её руку и заставил бросить оружие.

— Как гласит пословица, никогда не торопись хоронить льва, не удостоверившись, что он мёртв, — назидательно проговорил он и в свою очередь приставил кинжал к горлу противницы, извивающейся как угорь. — Стой спокойно! Ну что, сдаёшься? — весело добавил он.

— Ни за что! — воскликнула Руника, находящаяся уже не в столь радужном настроении.

Изловчившись, она пнула графа в колено, но это не помогло ей освободиться, как и прочие, прежде безотказные уловки. Сколько она ни старалась, ей было не вырваться из его хватки.

Дело кончилось тем, что в результате их возни у молодого человека подозрительно заблестели глаза и она, заметив это, злобно прошипела:

— Даже не думай, урод, не то пожалеешь! Так исполосую физиономию, что мама родная не узнает!

— Chica! — де Фокс укоризненно покачал головой. — И даже не мечтай, ты не в моём вкусе. Но ты хорошо держалась в бою, потому я не буду с тобой особо суров. Извинись за своё хамство, и я тебя отпущу.

— Не дождёшься, гнида! Я не буду извиняться перед каждой свиньёй, возомнившей себя пупом земли!.. Пусти! Кому я говорю?! — с отчаянием выкрикнула Руника и в запале добавила массу выражений, принятых в простонародье.

Слушая отборную солдатскую ругань, звучащую особенно неприлично в женских устах, де Фокс искренне огорчился, но не потерял хорошего настроения.

— Всегда знал, что чернь крайне распущена на язык, — миролюбиво проговорил он и, улучив момент, применил приём по обездвиживанию, которому его научил наставник. Пока Руника хватала ртом воздух, он спокойно связал ей руки, а затем вернул возможность дышать. — Что ж, если не хочешь извиняться по-хорошему, поищем другой подход, — добавил граф и потянулся за плёткой. Заметив, что её глаза испуганно расширились, он усмехнулся. — Успокойся, дурочка, я не собираюсь тебя бить.

Руника ему поверила и перевела дух, но на этом испытания не кончились — де Фокс потащил её к огромной сосне, под которой находился громадный муравейник. Догадавшись, что он собирается сделать, она зажмурилась от страха, но гордость наглухо запечатала ей рот. И так её самочувствие было не из лучших, как граф вдруг вспомнил о своей миссионерской миссии и взялся читать нотацию о том, какие адские муки ждут язычниц, особенно тех, что сквернословят. При этом он почему-то ни разу не заикнулся о наказаниях, что ждут блудниц.

«Вот ведь мерзавец! Специально он что ли запугивает меня?» — с тоской подумала Руника. Красочное описание адских пыток поневоле вызвало в её душе суеверный ужас, и она с удвоенной силой рванулась из рук своего мучителя. Но как она ни старалась затруднить ему задачу, он всё равно притащил её под сосну.

— Пусти, гад! Делай, что хочешь, всё равно я не буду извиняться!

— Это мы ещё посмотрим! — отозвался граф и водрузил пленницу прямо в центр муравейника. После недолгой, но ожесточённой борьбы, он привязал её за руки к низко спускающейся ветви дерева, воспользовавшись при этом плёткой в качестве верёвки.

Сделав своё чёрное дело, он отступил в сторону и тщательно отряхнул с себя крупных чёрных муравьёв — потревоженные, они нещадно кусались.

— Ну, что теперь скажешь, chica? — поинтересовался он, глядя на Рунику.

— Лучше сдохнуть, сожранной муравьями, чем унижаться перед такой заносчивой скотиной! — выкрикнула она, хотя в душе уже была готова пойти на попятный.

— Ладно, дело хозяйское.