Инквизитор. Книга 13. Божьим промыслом. Принцессы и замки

— Уводи детей, чего расселась, дура! — рычит барон няньке, и та тут же вскакивает, подхватывая младшего, и, хватая за руку старшего, стаскивает его со стула. Причём младший — плаксивый какой-то растёт — начинает от перепуга рыдать. А за ним от злости, что ему ничего не понятно и что его выволокли из-за стола, начинает орать и старший. А мать кидается к няньке и выхватывает из её рук младшего, и они, почти все рыдая, покидают столовую. А барон остаётся один, и есть ему не очень-то уже и хочется.

Ночью же, как лёг спать, чтобы хоть как-то успокоить баронессу, которая всё ещё дулась, пришлось оказать ей внимание.

* * *

Черные кружева. Они совсем по-разному смотрятся на платье цвета горчицы, на почти жёлтом платье. И на платье тёмно-серого атласа. Утром к завтраку «племянница» явилась именно в таком. И баронесса, находясь в добром расположении духа, снова млела от своей «родственницы». А та ещё и принесла новые подарки, подарила по одной золотой кроне своим буйным «кузенам», которые ещё и от первого подарка не отошли, а их родовитой матушке красивые серёжки. Нет, те серёжки не были слишком дороги. Но были сделаны настоящим мастером. В них богатый серебряный орнамент обрамлял крупные гранаты. Серёжки были так красивы, что, ахнув от восторга, Элеонора Августа сразу стала цеплять их на уши. А после требовала нести себе зеркало и весь завтрак то и дело таращилась в него, словно проверяла, не пропали ли гранаты с ушей, не забывая при этом каждый раз благодарить гостью за роскошный подарок.

А генерал всё ждал и ждал, когда же наконец у него будет время поговорить с «племянницей» о свадьбе. К детям уже пришёл учитель и в соседней комнате снова было шумно от криков и споров, и со стола уже была убрана посуда, прежде чем ему удалось выпроводить жену вместе с её серёжками и наконец спросить у своей гостьи:

— А кто же этот твой жених? — этот вопрос всё не давал ему покоя, как и ещё один.

— Леонард Штайн, молодой человек двадцати лет.

— Фамилия не рыцарская, — предположил Волков.

— Да откуда, — Агнес махнула рукой, — и в Ланне они лишь во втором поколении живут, люди новые.

— Ну хоть богатые?

— Не бедные, именьице под городом прикупили, мельницы у них две, пекарни две, пара домишек в городе есть, лавок… не знаю сколько… Папаша его состоит в гильдии мукомолов и пекарей, не последний там. Но купчишка он, конечно, не первого ряда.

— И за что же ты его выбрала? — Волков всё ещё сомневается, что это хорошая затея.

— За верность… Он у меня с руки есть будет, верен мне будет до смерти, как пёс, — уверенно говорит «племянница».

— Как пёс? — нет, барон всё ещё не думает об этой свадьбе как о добром деле. — Как пёс — это хорошо. И что же, ты его к себе в дом пустишь? К слугам своим?

— Нет, к себе не пущу, — отвечает Агнес. — Уже решила о том. Буду жить на два дома, пару раз в неделю с ним буду в его доме, папаша Леонарда одарил его домом.

Барон глядит на красивую молодую женщину, полную сил, соблазнительную и яркую, и вспоминает ту девочку, которую оставил в Ланне. Костлявую, с серым и вечно недовольным лицом. Волков в который раз удивляется этим переменам, и в том, что не обошлись они без чего-то мерзкого, он не сомневается.

«Конечно, ты его к себе не пустишь, ведьма».

— А что же ты говоришь в городе о себе? — наконец интересуется хозяин Эшбахта. — Обо мне, о всём роде нашем?

— Стараюсь о том не говорить, — отвечает Агнес; конечно, она умная, — а коли начинают спрашивать, так отвечаю, что мы из городов морских и что все предки наши были шкиперами и воинами и служили Вензейскому союзу, а то, что деды наши промышляли морским воровством, так то горожане уже сами придумали.

— Вот как? То есть мы из морских воров выходим, — удивился генерал. — Так горожане думают?

— Да, такие слухи ходят, а ещё говорят, что ваш батюшка и мой в море ходили не по делу купеческому, а сгинули там по пиратству.

— Ну, уж это ты сама придумала, — произнёс барон.

А Агнес только улыбается ему в ответ.

— То слухи, дядюшка. А кто слухи те распускает, так разве дознаешься? Главное, чтобы все верили в наше воинское происхождение, а глядя на вас, разве кто усомнится? — и, закончив, она опять про своё спрашивает: — Ну так что, дядюшка, решили, даёте мне согласие на свадьбу?

Он молчит, не знает, что и сказать. Всё ещё сомневается. И Агнес решает его убедить.

— Муж мне нужен, дядюшка; без него, сами понимаете, никак, изводят меня вопросами, попы тоже донимают. А тот, что я присмотрела, он хороший, университет закончил, бакалавр, в магистрат на службу поступил.

Волков только морщится.

— Бакалавр… В магистрат поступил… — генералу на то плевать, его волнует другое. — Он про тебя узнает да в Трибунал сдаст.

«А ты меня продашь, как на дыбе повисишь малость».

Но этого он вслух, конечно, не говорит. А «племянница» только головой качает: