Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

— Боялся? — и тут генерал вдруг становится ласков. Он вдруг, не брезгуя вовсе, кладёт руку батраку на плечо, отводит его в сторону и говорит ему:

— Ежели тебя принуждали к дурному, то ты не бойся. Расскажи, как было, и я, если ты не виновен, тебя наказывать не буду.

— А что же, господин, рассказать вам? — спрашивает батрак, он едва жив от страха.

— Расскажи-ка, кто убил моих людей, — просит, именно просит его генерал. — А то говорят мне, будто это твоих рук дело.

— Моих рук⁈ — восклицает мужичок удивлённо. — Да нет же. То не я, господин! — начинает говорить он быстро, спешит, будто боится, что ему не дадут оправдаться. — Истинно говорю вам — не я.

— А кто? — продолжает интересоваться барон.

— Господин, как перед Богом говорю вам, крови на моих руках нет.

— Так скажи, на чьих, ну… кто погубил людей моих?

— Так сам хозяин, — сообщает Ганс нехотя.

— Ну давай, давай, рассказывай, как было дело.

— А так и было, — начал всё так же нехотя Ганс. — Как вы отбыли с графом, так Бауэр и говорит: всё, постоялец, дескать, не жилец, графья его… то есть вас… изживут. И сам ещё смеётся. Говорил на вас, что вы глупец, раз согласились в замок ехать, как заяц в удавку сами полезли. Ещё говорил, что имущество у вас знатное, говорил, что таких карет, как ваша за всю жизнь не видел, и что кони у вас очень хороши. Что за всё это в Туллингене хорошую деньгу дадут. И говорит мне, дескать, неси, Ганс, палки и верёвки. Я говорю: какие ещё палки? А он говорит, мол, кровью дом пачкать не хочу, мы палками людишек постояльца побьём да верёвками придушим. А я ему говорю: зачем же это? А он мне говорит, что если я хочу с долгами рассчитаться, то помочь ему должен. Вот так вот… Должен помочь ему людишек ваших побить. И тогда, говорит, все долги твои закончатся, и пойдёте с женой куда знаете.

— М-м… И что же ты? — интересуется генерал.

— Так я говорю ему: нет. Мне долг отработать уже немного осталось, к весне, я считал, с женой управимся полностью, долг весь отработаем. А хозяин мне говорит: дурак ты был, дураком и остался. Иди, говорит, палки найди.

— И что же? Нашёл ты ему палки?

— А куда же деться? — вздыхает батрак. — Нашёл, — и тут же добавляет: — Но на ваших людей, господин, я не ходил. Клянусь душой своей бессмертной.

— А кто же на людей моих пошёл с твоими палками?

— Так сам Бауэр и сынки его, — отвечает ему батрак. — Молодого они, значит, убили, я его потом закопал за забором, у пригорка, а тот, что немолод, оказался не лыком шит, отбился от них и убежал. Убежал в горы, в кустах стал прятаться, и они его до ночи искали — не нашли. Наутро хотели в соседнее село к пастухам съездить, собак взять и с ними поискать его, так утром им лень стало. Или не до того им было, они вещи ваши смотрели поутру, а на следующий день уже карету собрались продавать. Бауэр старшего сына в город с нею отправил.

Вот так вот всё и прояснилось.

Глава 43

Молодая баба, сидевшая на земле у конюшни и до сих пор тупо смотревшая на шубу и другие вещи генерала, разложенные перед ней, подняла голову и, видно, по каменному его лицу всё поняла. И заголосила с новой силой. Да так громко и так противно, что солдат, стоявший рядом, стал бить её по голове и по спине.

— Да, заткнись ты, заткнись, паскудная…

А генерал, случайно заметивший Дорфуса, что стоял тут же, говорит ему зло и громко, почти орёт:

— Всех мужиков на ворота, на перекладину.

— Повесить? — уточняет Дорфус.

— Нет, — раздражённо рычит генерал, — посадить! — и не менее зло говорит: — Всё тут сжечь! — и машет на строения рукой. — Всё, всё…

А батрачка, услыхав их разговор, вскакивает и кидается к нему, и, вся в слезах, падает перед ним на колени.

— Господин, господин, моего-то за что вешать, он от душегубства отказался, хоть ему и сулили всякое, и человека вашего хоронил по-честному, с молитвой, а ведь хозяин велел его отвезти и выбросить в овраг за пригорком, что к горам.

Волков немного думает, и ему кажется, что рассказы жены и мужа сходятся; и наконец указывает на батрака Ганса:

— Того отпустить. И вещи мои в карету мне отнесите.

И идёт к дороге, где в карете его ждёт маркграфиня.

— Господин, а может, пограбим? — вслед просит его один из солдат, оказавшийся радом. — Тут, видно, есть чего взять.

Волков на мгновение задумывается — всё равно солдаты идут быстрее, чем тащатся пушки — и говорит:

— Если только быстро, обоз держать из-за вас не буду; уходим, а вы делайте всё быстро и догоняйте.

— Барон, что случилось? — сразу интересуется маркграфиня.

Волков лишь вздыхает тяжело в ответ:

— Ничего, Ваше Высочество.

— Да как же ничего? Вы, как уходили, так лицом светлы были, а вернулись темнее тучи. Ну говорите же, что тут произошло? — Волков не хотел ей о том говорить; до того, как они остановились у трактира, принцесса пребывала в добром расположении духа, к чему портить его дурными вестями? Но в каждом её слове слышалось такое участие и такой неподдельный интерес, что он не посмел отмолчаться или соврать ей.