Инквизитор Светлого Мира

– Ничто не заканчивается никогда. – Демид невесело усмехнулся. – Всякое событие тащит за собой хвост – настолько длинный, что само событие может показаться чепуховиной по сравнению с ним. В геометрии судеб нет простых фигур. Ни прямых линий, ни всяких там треугольников. Вот спиралей, переходящих друг в друга, и интерферирующих окружностей – этого там до черта. Но самое неприятное завтра закончится. Завтра мы уже будем в своем мире. Среднем Мире.

Я нашел Демида сам. Выловил острым своим взглядом черную фигурку, выписывающие фигуры высшего пилотажа в блеклом небе. Покричал ему. Помахал руками. Демид соизволил спуститься ко мне. И теперь он вынужден был отвечать на вопросы.

– Зачем нам это великое сражение? – сказал я. – К чему оно нам? Чтобы напоследок убить как можно больше кларвельтцев? Чтобы оставить о себе в этом мире чернейшую память? Мы и так нагадили здесь достаточно.

– Это не наше сражение. Это ЕЁ сражение. Нам оно и даром не нужно. Но мы будем сражаться, потому что такова ее воля, а мы находимся в ее мире. Нам этого не избежать. Если ты вышел на боксерский ринг, не рассчитывай, что обойдется партией в шашки.

Мы сидели на окраине деревни, бывшей мирной деревни, обезображенной частоколами военных лагерей. Сиреневые прямоугольники аррастровых плантаций, расплодившиеся в последнее время в невероятном количестве, ползали по гладким зеленым бокам холмов. Судя по их необычной скорости и лихим виражам, они устроили между собой гонки. Соревновались, кто быстрее дожрет остатки травы на полях, а вместе с ними – и всю живность, попадающуюся на пути. Аррастра спешила жить. Может быть, чувствовала, что жить ей осталось недолго? Как и всем нам.

Желтое облачко Пчелиного Бога висело над нами. Наверно, подслушивало наш разговор.

– И какие же у нас шансы?

– А никаких! – сказал Демид с неожиданной веселостью. – Надерут нам холку. Хорошо надерут! Вероятно, с смертельным исходом.

– Шутишь?

– Шучу, – с сожалением согласился Демид. Выглядело это так, словно он надеялся, что хоть на этот-то раз его пришибут до смерти.

– Все шутишь… – констатировал я. – Знаешь что? Меня не оставляет ощущение предательства.

– Правильное ощущение, – сказал Демид. – Вся эта история – сплошное предательство.

– Я про тебя говорю, – громко сказал я, поднимаясь на ноги. – Это ты меня предал. Всех нас предал!

– И в чем же выражается это предательство? – поинтересовался Демид, холодно сощурив глаза.

– А как раз в этом завтрашнем великом сражении! Я не верю, что кто-либо, какая Госпожа-разгоспожа она бы ни была, сумела бы навязать тебе свою игру! Это нужно именно тебе! Ты хочешь поиграться! Красиво рубить вражеские головы своим волшебным мечом. Ну правильно… В магических сказках должен быть выдержан канон. Небось, Толкиена любишь?

– Толкина? – пробормотал Демид. – При чем тут Толкиен? Толкиен – это не жизнь. Я люблю ZZ-Top. Я люблю Мади Уотерса. Люблю модерн-джаз. Почему в этом гребаном мире нет нормальной музыки? Завтра же я пойду в кабак, где играют живую музыку и надерусь там водки. Я перегрелся, Мишка, так тебя и растак. Я перегрелся…

– А Лурдес? Ты совсем забыл про нее? Ты не думаешь, как она страдает? Плевать тебе на нее, да? Уже списал ее, как отработанный продукт?

– А, Лурдес… – Демид поднял на меня помутневшие глаза. – Лурдес. Не дергайся, парень. Будет тебе завтра Лурдес. Увидишь ты ее. Гарантирую. Не зря ж мы тут время просираем…

– Просираем?! – Я бешено метнулся к Демиду, пытаясь схватить его за грудки. Но он оказался быстрее. Выскользнул из моих рук и взмыл в небо со скоростью маленькой баллистической ракеты. Сделал в небе пару мертвых петель и растворился в выморочной атмосфере Кларвельта.

Он не хотел со мной драться. Знал прекрасно, что биться я буду всерьез, и ему придется всерьез обороняться. И тогда придется слегка покалечить меня – лучшего своего бойца. Потому что, как бы хорошо я не дрался, по сравнению с Демидом я был просто карапузом из песочницы.

Он берег меня для завтрашнего.

– Сука! – громко сказал я по-русски. – Какая же ты сука, Демид!

– Сука?.. На русском языке это, кажется, означает «самка собаки»? – спросил старый голос за спиной.

– А ты что, знаешь русский язык? – поинтересовался я.

– Знаю. Когда-то я говорил на русском намного лучше. В пятидесятых годах. Тогда я еще не был профессором. Я был просто молодым ученым и поэтому все, на что я был пригоден – валить лес под Хабаровском. В рамках советско-китайской интернациональной дружбы. Было такое…

– Слушай, Ван. – Я повернулся. – Зачем вы притащили меня сюда?! По-моему, вы прекрасно справляетесь без меня. Я только совершаю дурацкие поступки и путаюсь у вас под ногами…

– Ты – самый важный и незаменимый здесь из всех нас, – спокойно произнес Ван Вэй. – Демид так думает. И я тоже так думаю. У тебя – особая роль.

– Плевать на Демида! Но ты-то зачем меня обманываешь?

– Я тебя обманываю? – Ван недоуменно качнул головой. – О чем ты, Мигель?

– Помнишь День Дьявола?

– Помню.