Иное состояние (СИ)

- Так как же, - оторопел я, - как, в свете такого определения, обошелся с Гегелем Маркс и что он у него перевернул? Тележку?

Прочный, казалось бы, партиец, Порфирий Павлович рассмеялся каким-то немарксистским смехом.

- Если по-нашему, воз всего лишь, а вообще-то голову, - изрек он.

- То бишь отдельно взятый пустой орех, - подхватил Розохватов, а он всегда был прилипчив ко всякому озорству и балагурству.

- Раз для вас нет ничего святого, я лучше промолчу, - веско бросил я и принял вид гордо замкнувшегося в себе человека. Я был, несмотря на тягостную прозу многих прожитых лет, романтичен, все еще недостаточно искушен и притом страшно подозрителен, и у меня сложилось больно отзывающееся в душе впечатление, что мой друг что-то нехорошее придумал вчера, а нынче завилявший и копающий под собственную прочность Клычков легко раскусил его. И они уже вместе плетут некую интригу, злоумышляют, косятся на меня как на неизбежную жертву. Но была и куда более серьезная думка, еще, положим, не вполне развитая, тем не менее я, лелея ее, уже обдумывал, как бы получше растолковать Наде, что в сущности у меня нет никаких причин вот так бессмысленно, ровным счетом ничего не соображая дружить с Розохватовым.

Полагаю, Кроня, ты уже уяснил, что этот Розохватов был человеком в высшей степени чувствительным, расторопным и с большим запасом юмора. Он и всегда тщательно присматривался ко мне, а после разговора, неприятно поразившего меня сравнением гегелевской философии с пустыми орехами, а Маркса выставившего клоуном, удвоил внимание. И вот, когда он смекнул, а ведь был, ко всему прочему, смекалист, что за мысли копошатся в моей голове, начиная брать верх над разумом, скверная ухмылка разодрала его тонкие, как у хищной птицы, губы, и такие восклицания произвела его могучая, бабьего вида грудь:

- Да чтоб я еще хоть раз связался с пьяными, глаза б мои их не видели! Давай, Петя, сменим ориентиры и проследим, нельзя ли чего выгадать из общения с Наташей и ее вечным спутником Тихоном. Вон как Флорькин крутится возле них, увивается. Это не случайно! Думает с ними снюхаться, только удается ему это, судя по всему, плохо, кишка тонка. А тебя, согласись, тянет к ним.

- Тянет, - признал я. - Будь я сарделька, как ты, я и взглянуть не посмел бы на подобную Наташе, но меня Бог не обделил, ни в чем не обидел, у меня все на месте, я плечист. Я, как и подобает, много читаю, я неглуп, и меня в естественном порядке тянет к умным, серьезным и глубоко порядочным людям.

- В естественном порядке? - Розохватов пристально посмотрел на меня. - А вот я нахожу немало противоестественного...

- Находишь? - вскрикнул я.

- Предвижу, - поправился мой приятель.

Упитанный, он смотрел на меня крошечными, глубоко запавшими глазками, и это было неприятно. Под его взглядом я смущенно опустил голову и вздохнул:

- Бывает, что прямо млею. Это, возможно, и в самом деле из разряда особенностей, которые в будущем сыграют со мной злую шутку. Как бы не сомлеть до полного истощения, до смерти...

- Мастурбируешь, что ли? Жены тебе мало, так ты на Наташкин портрет, на детское ее изображение работы знаменитого нашего живописца Мерзлова?..

- Нет, я больше в метафизическом плане, - перебил я.

Розохватов расхохотался.

- Метафизическим парадом в Получаевке не командую, - говорил он, ладонью утирая забрызганные слюной губы, - так что вопросы онтологической борьбы и наведения духовного порядка меня не интересуют. Не Платон, не Плотин и даже не Вицлипуцли. Но что нам самим следует упорядочиться, а в известном смысле и остепениться, с этим не спорю. Посмотри, браток, что творится вокруг! - воскликнул мой друг с внезапным пафосом. - Одним везет в торговле и в похождениях с любвеобильными толстосумами, педерастами, садистами и мазохистами, необычайно вдруг расплодившимися, а другие еле сводят концы с концами. Твоей жене хоть в голову-то приходит, что самое время устроить публичный дом или открыть бакалейную лавку, заделаться модной прорицательницей или, на худой конец, выйти на улицу с какой-нибудь мелочной торговлишкой? Нет, она предпочитает мрачно смотреть в будущее, не зная, восторжествует ли в конечном счете добро, доживет ли она до молочных рек с кисельными берегами, вернется ли в чудесную пору юности. А без нежного девственного девичества, без возвращения в ту сладкую пору она чувствует себя не человеком, не личностью, а глупой и никому не нужной бабой.

- А разве она мне не нужна? - возразил я. - Но мы совершаем супружескую жизнь, и уже одно это делает всякое упоминание о девичестве разговорным бредом, несбыточной мечтой и жалкой иллюзией.