- В этическом плане явственно тянется ниточка от этого стыда к позорному моему улепетыванию с места событий, а началось все с Пети. Не знаю, где точно, но в нем. Не стал ли Петя котом, который где-то тут...
- Не думаю, чтоб стал, - с легкой улыбкой прервала вдова мои абстракции.
- Потому-то я и здесь, что в Пете очень многое сошлось. Я пришел рассказывать без утайки... Вы начали с обидных для меня новшеств в словотворении, а я с болтовни, и я вообще порой слишком много болтаю, но учтите мое состояние и войдите в мое положение. Мы мало знакомы, и к тому же повод, который меня сюда привел и который, если вдуматься, скорее похож на надуманный предлог, притом что у меня, конечно, ничего такого на уме нет, у меня-то как раз никакой задней мысли...
Я снова проследовал за хозяйкой в кухню, куда она меня, заметно повеселев, уже с ласкающей любезностью пригласила, и в чистой кухоньке, расточающей волнующие ароматы, мы сели пить чай.
- Вы не представляете, как мне его жалко, - вздохнула Надя.
Я горячо воскликнул:
- Да вы не подумайте, что мне за него отчего-то там стыдно. Я стыжусь, что унес тогда ноги, это было некрасиво, хотя и оправданно. Мне действительно нужно было уйти, я был так обескуражен и потрясен, что не мог никого видеть, ни говорить с кем-нибудь. А тем более объясняться с врачами, с полицией... кстати, было какое-нибудь расследование, производилось вскрытие? Ясна причина смерти? Я и на похороны не пришел. Так стыдно! Но я не решился, я же ни с кем из его и ваших родственников не знаком, вот только с вами, да и с вами самую малость. А вы сразу... прямо ушат холодной воды... пердо!.. Я даже вспотел.
- Дать вам лосьону?
- Послушайте, нам многое надо обсудить и решить, и уже одно это очень нас сближает, а вы лезете с лосьоном.
- Я не лезу, я...
- Я понимаю, вы предлагаете, но одно дело предложить гостю чай, и совсем другое - лосьон. Да еще человеку, которого вы практически совершенно не знаете и которой только начинает знакомиться с вами. Я, между прочим, и Петю едва-едва знал, немножко встречались.
- Согласимся на том консенсусе, что мы теперь квиты: вы из Пети кота выдумали, так я вам лосьону, как если бы случай для того подходящий...
- Но вы первая начали, с выдумки о моем возрасте, и так, словно я должен был просиять и руки потирать от удовольствия. Впрочем, пора эти прения прекращать, Надя. Правда ведь в той простой истине, что мы с Петей очень тотчас же сблизились, нашли, как говорится, точки соприкосновения.
- Да хоть и за Петю вам стыдно, что же с того? Пустяки! - сказала женщина.
- За Петю совсем не стыдно.
- Мне вот не стыдно, что я вас обозвала. Это получилось непредвиденно, без намерения. Я покаялась, вы мое раскаяние видели, и стыда как не бывало. А в остальном... Я не придерживаюсь правила, чтоб о покойном говорить только хорошее. Вот Петю если взять да вспомнить как такового - это очень даже стыдно, ведь он был на редкость позорен, еще тот фрукт. Он вам наговорил кучу всяких гадостей обо мне.
- Что же такое он мог мне наговорить? - невольно улыбнулся я.
- С Пети станется, он был хмырь. Наверняка наговорил, что я вредная, глупая, убогая, что я сильно сдала, подурнела и опустилась. Разве он вам всего этого не сказал?
- Ну, сказал... - признал я неохотно.
- С Пети станется и котом обернуться. А еще что? Продолжайте уж... Расскажите мне мою биографию в Петином изложении.
- Вы ставите меня в трудное положение. У художницы Варо есть картина, на которой женщина - уже бледная тень себя былой - растворяется и растворяется в кресле, а кошка из какой-то дыры в полу изумленно и испуганно таращит на нее глаза. Это как-то немножко соотносится с Петиным происшествием. Но женщина? Но кошка? И разумно ли воображать себя на месте этого животного? А если все-таки воображать что-то, то взамен кого, чего? Подменить самое художницу вряд ли получится... Пока не придумали ничего подходящего, допустим, что Петя рассказал, как геройски вы себя вели, когда несколько негодяев бросились грабить соседский дом. Вы поднесли топор к виску главаря...
- Это басня, - отмахнулась Надя.
- Лучше припомнить, что я сказал Пете в ответ на его критику по вашему адресу. Я сказал: Петя, брось, побойся Бога, где ты еще найдешь такую тихую, скромную, покладистую жену, которая, поди-ка, пироги тебе выпекает, кофе в постель подает. Остепенись, приладься и сам наращивай ум, крепи душу рядом с этаким светочем.
Надя бойко рассмеялась, и я принялся энергично вторить ей. Я выкрикивал:
- Твоя жена - прелесть! Вот что я ему сказал!
Мне было спокойно, тепло с этой женщиной, и не удивительно, что я уже раздумывал над возможным предлогом задержаться возле нее подольше.
- Я с ним бесконечно намучилась за всю свою долгую жизнь, и мучения начались аккурат в те времена, когда она была еще совсем не долгой, эта моя удивительная, странно прожигаемая и жалко тлеющая жизнь, - произнесла Надя печально.
Я с торопливым сочувствием спросил:
- И теперь мучаетесь?