Иное состояние (СИ)

- Теперь что же, теперь его нет, и это в каком-то смысле плохо, я теперь просто копчу небо. Но с юности мне доставалось от него на орехи. Годы наши были небольшие, а орехи сыпались - ого-го!

- Ну, не бил же он вас?

- Не перебивайте на каждом слове, что за привычка! - одернула она меня. - Уж это мне извечное людское хамство, бескультурье!

- Мне стыдно...

- Не бил, - втиснула, вдавила вдова речь в закипавший между нами хаос, - я бы и не позволила. Еще чего! Я нежная, хрупкая, и требовалось меня оберегать, а он с самого начала был неприкаянный. Это мне выпало тлеть, а он пылал, весь был как огонь. Хватался за одно, за другое, денег не было или было до смешного мало, а которые появлялись, он спускал на разные непонятные нужды. И вечно идеи, всегда он с ними носился, причем ведь не самостоятельно, нет, заражался от всяких, от дружков, от дурацкого Флорькина, от той девки, вам уже, конечно, известной. Сам он мог, в лучшем случае, взреветь песню на арамейском, на большее его не хватало. Он уверял меня порой, будто знает арамейский, вот в чем дело. Но на публике - никакого языкознания, никакого специального образования, ничего даже интеллигентного, одна сплошная зависимость от чужого мнения. Девку он потом опять встретил, и все пошло по второму кругу. А был это очередной адский круг. Он шел как Данте, мой Петя. А как мне было поспешать за ним, куда мне! У меня не было проводника, не было Вергилия. Вы, не сомневаюсь, читали творение про все эти божественные штучки, а значит, в состоянии понять, в каком я очутилась положении, какое одиночество сковало меня и на какую участь я была обречена. Вот вы человек фантазийный, шероховатый, измышляющий, вы всякое можете себе позволить, можете оттуда убежать, сюда прибежать, а меня все равно как в смирительную рубашку завернули да приговорили сидеть на одном месте и безнадежно куковать. Я ему говорила, ты, Петя, не спеши с идеями, они никуда не денутся, всему свой сезон, так ты достигни зрелости сначала, и они как раз тоже рядышком с тобой созреют. А до той благодатной и плодотворной поры ты, милок, поработай во имя семейного счастья и благополучия, обеспечь всем необходимым меня и возможное потомство. Сама я в библиотеке трудилась, и сейчас там же. Говорила с Петей часто, вдалбливала в его башку полезные истины и все то, что он выделывал, подробно комментировала. В итоге он получал понятие, но впрок оно ему не шло. Не нужны были ему ни счастье, в моем то есть лице, ни потомство, ни даже всякие идеи, а нужна была та девка, в которую он мне на ревность и себе на беду по уши влюбился. Даже это не любовь была, а скотское желание, распалившаяся и не находящая выхода похоть, страсть, понятная в диком скифе или печенеге и непонятная в цивилизованном человеке. Втрескался и, может быть, той бабе в умоисступлении тоже пел на арамейском, и до такой срамоты дошел, что с этими своими бессмысленными куплетами и помре у нее под юбкой. Не говорите мне, что знаете подробности. Я знаю все лучше кого бы то ни было! До чего же жалок он был! Намучилась я. Но уйти от него было нельзя, потому что он лепился, был липок и до того прилеплялся, что мне было не оторваться. А когда девка показала ему поворот от ворот, даже опозорила на всю Получаевку, намяв ему вместе с Флорькиным бока, смешав его с грязью, потому как они топтали его до изнеможения, а как устали, и присели отдохнуть, и подумывали уже улечься на постель и предаться плотским забавам, то просто выкинули на дорогу окровавленного... Фуриозо! Так у Данте под водительством Вергилия выскакивает из адских бездн вонючее рогатое чудовище! - Тут Надя остановилась, призадумалась, смахнула с лица тень усмешки и сказала чисто и ясно, без всякой грубой таинственности: - Ну, ладно, не буду врать, не знаю толком, что там у них произошло. Но прогнала, факт. И он сразу выправился, как только перестал за этой стервой увиваться. Оступался и потом, но уже все-таки шел вперед с нарастающей уверенностью, о глупостях не думал, прошлые забавы забыл и в итоге кое-чего добился. Зажили не хуже других. Цветной телевизор, комплекты и комплекты постельного белья, сервизы, костюмы ему, платья мне, мясные блюда к обеду, одно время и машина была, пока он ее не разбил, разгромив заодно и какие-то клумбы. И только с высоты этих достижений видно, сколько сил я потратила на то, чтобы всегда оказывать ему срочную, позарез необходимую помощь. Как я его вытягивала! Как тащила из болота, в которое он то и дело норовил погрузиться. А вместо благодарности заслужила клевету, поношение, оскорблял в глаза, обзывал дурехой... А уж старился, о, старился он из-за нелепой и жалкой безалаберности своих страстей гораздо быстрее меня. Оглянуться не успеешь, или, к примеру сказать, оглянешься моложаво, с лукавинкой, с огоньком, а он уже... вспомнить страшно! И изо дня в день одно и то же увядание, позорное ороговение... воистину пердо!..

***