Иное состояние (СИ)

- А вы? Что же вы умолкли? Осечка какая-то?

- А я пойду к той женщине... К Наташе... Не хотелось бы, но надо, Петя там умер, и поэма, возможно, была при нем...

Глава седьмая

Когда б свести все то мое, что как-то выражается вовне, к Наде, как еще недавно оно сводилось к Пете, а именно в его поступках находила самое яркое обозначение моя увлеченность Наташей, картина получилась бы странная и противоречивая, поскольку эта женщина опутала меня, но она же доставила мне немало хороших минут и чудесных переживаний. О том, что пора либо дать упомянутому увлечению полную волю, либо вовсе закрыть вопрос, сейчас говорить нечего, оно, со смертью Пети, скрылось где-то в тайниках моей души и практически ничего не выражало, и уж точно, что не Надиным деяниям было его обозначать. Истинно и досконально я бы все это определил, попытавшись разобраться, сознавал ли я, идя в первый раз к вдове, что безрассудно ищу неприятностей на свою голову, да только что же мне, с моим-то малым запасом оставшихся впереди лет, отступать в тылы и доискиваться, что было бы, поступи я иначе. Надо, однако, сразу уяснить, что она не та, Надя-то, не то же, что ее покойный муж, не заменяет и не способна заменить его, и вот как раз ее чуждость я мог и должен был предвидеть. Но свой поход к ней я называю удачным и полезным уже потому, что после него крепко засели в моей голове мысли о Петиной поэме. Я заминал, зажевывал, что сначала сама мысль о Пете-поэте и его рукописи, возникшая у меня в Надиной кухне, явилась лишь предлогом задержаться в той кухне, причем настолько эфемерным, надуманным, что он вполне мог захватить необычайно и увлечь Бог знает куда. День, другой - и уже мерещилось мне что-то вроде откровения. Отыскав рукопись, я получу доступ к Пете, собственно говоря, к его жизни в той ее форме, в какой сам Петя, внезапно освоившись в роли стихотворца, интуитивно-вдохновенного человека, сделался бесстрашным воином, непобедимым рыцарем, побивающим и преображающим все мелкое, ничтожное и ненужное в его существовании. Образ этого бойца сливался во времени, теперь для Пети ничего не значащем, с образом мятущегося человека, еще только мечтающего о славных победах и удивительных метаморфозах, и в становящемся общим потоке неплохо известная мне Петина сумбурность беспрепятственно переиначивалась в ладную упорядоченность и целеустремленность. А чего нам, бездельникам и мечтателям, и желать-то, как не такого потока? Он выносит прямиком к уверенности, что гордо и сильно выстроенная нашим воображением жизнь не может кончиться лишь оттого, что Петя без всякого смысла залез под стол или так в целом разгорячился, добиваясь успеха у Наташи, что не выдержало сердце, а я без дальних раздумий, не очень-то и хлопоча, взобрался на ложе, бывшее некогда для него супружеским. Петя, стало быть, продолжается, и я, наслаждаясь покоем в объятиях вдовы, увижу дальнейший его путь в строках его поэмы.