Читаем Иное утро полностью

– С точки зрения импульсов в твоем мозгу, что порождают сны, то да они реальнее реальности. Вопрос состоит в том какое определение мы даем “реальности” и что ты видишь в этой реальности и как она отличается ото сна. Если в прошлом все сны, и все их трактовки, признавались антинаучным бредом, то сейчас само слово “наука” приобрело окраску сил нелогичности. Твой мозг, как и мой впрочем, может думать строго по определенной траектории импульсов. Если один нейрон представлять как единицу за “да”, а второй воспринимать как ноль за “нет”, то у нас выстраивается четкий ассоциативный ряд бинарности мышления. Но, так думали давно. На самом деле все оказалось куда сложней. И на вопрос “что такое разум?” – у меня нет ответа. Есть предположения выстраиваемые из полученных данных с моря, это верно, есть знания полученных из его вод и междумирья – тоже верно, но почему же я тогда точно тебе не могу что-то сказать? Не отвечай. Я отвечу сам, прошу. Логики более нет, нет той причинно-следственной бинарности которая помогала нашему разуму существовать, и я просто не в силах строить какие-либо предположения по твоему вопросу. Твои сны, быть может, реальны, а может и нет. Вопрос заключается в твоём их восприятии.

– Тогда как ты можешь просить меня о чем-то? – Тимия с силой сжимала телефон в надежде не сойти с ума. – Если больше нет ответов зачем нам все это делать?

– А у тебя есть выбор? – ответил Макс улыбаясь. – Это жизнь. И в ней мы пытаемся хоть что-то сделать чтобы жить. Да – логики больше нет, да – нет возможности говорить что будет завтра, и да – нет никакой надежды на лучшее будущее. Ты это хотела услышать? – Макс застянулся и выпустил в напряженное от тишины пространство дымный кружок. – Вот тебе мой вопрос. Что нам делать? Но знаешь я сам на него отвечу – пытаться. Вы с Арфо волна, подземные толчки, бурления и шторма на поверхности псевдореальности. И я тоже. Откуда я могу знать что он должен стать богом? Потому-что это единственный вариант существования нашего мира таким каким он был.

– Тогда почему он должен умереть? – сказала Тимия то чего не хотела говорить, но тут же продолжила. – Мы же люди. Мы не звери, Макс, мы не звери! И жертвоприношения давно в прошлом!

Макс удивленно поднял брови и хмыкнул.

– Это лишь одна из трактовок смысла, – сказал он.

– Марк, мой брат, мой мертвый брат, говорил про то что я должна его убить.

– Значит должна… понятно. И что еще?

– В смысле “что еще”?

– Неважно, – сказал он и встал с кровати. – Мне надо заняться делами с Виктором, я пойду, а ты позвони маме. Ты должна ей позвонить.

Макс на выходе еще раз обернулся и посмотрел на Тимию непривычно грустными глазами.

И Тимия была зла, очень зла. Макс опять ничего не ответил по существу, а все сказанные им слова были на поверхности. Тимия ждала ответов по существу от “Пророка мира сего”, а получила обыкновенную гнилую воду в разбитом кувшине. И он ушел оставляя ее смотреть как эта вода утекает.

Она осталась одна, в пустой палате, смотрела на подгнившие с краев доски пола и пыталась собраться с силами. Она никогда не была “сильной девочкой”, вся ее жизнь шла в течении, спокойно и без излишеств, сила попросту не требовалась. И даже происшествие с Марком, хоть и сильно ударило по ее психике, но не смогло склонить лодку ее будущего в какую-то пагубную сторону. Ей нравился интернет, ей нравилась техника, еще больше ей нравились их устройства, поэтому то с детства она и увлекалась тем что в будущем перерастет в работу.

Однако рядом всегда была женщина которую однозначно можно было назвать “сильной”. А также стервозной, надменной, приторной и докучливой… но Мамой. Эта женщина с самого детства строила весь их быт по той концепции которая была в ее голове. И у нее это отлично получалось. Захудалый домик доставшийся от родителей был продан, деньги переданы другу инвестору который в свою очередь оказался честным, а самое главное – умным человеком. Состояние росло, Мама радовалась и развивала свои связи в индустрии музыки. Потом в филармонию приехал оперный певец и сердце матери растаяло от его голоса. Дочь, сын, смерть сына, алкоголизм отца, и вновь Мама вернулась к своей неприступной крепости изо льда.

Тимия вспоминая редкие моменты материнской любви не могла нажать на кнопку вызова, просто смотрела на экран, а когда тот потухал то опять кликала на кнопку и продолжала ждать прихода сил. Пальцы, как и ноги, начинали понемногу онемевать и она отошла к своей кровати, села на нее и скрип пружин вернул хоть какое-то понимание реальности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное