Читаем Иное утро полностью

Тимия рывком вырвалась из объятий кровати и обнаружила себя в абсолютно белой и пустой комнате. Только кровать, какое-то оборудование рядом и ослепляющий хирургический прожектор на потолке представляли из себя ценность для реальности. Она тяжело дышала, руки, ноги и все тело изнывало от боли онемения и казалось что каждая молекула ее человечности кололась и изнемогала от ряби. Спустя секунды три ее разум прояснился и она увидела раскрытый ошейник у себя на коленях тускло подмигивающий зеленым огоньком на пряжке, странно что только сейчас до нее дошло как же под правильным углом он походил на свившуюся змею, клыки которой, по видимому, были воткнуты и в хвост, и в шею носимого доставляя свой яд забвения.

– Забвение… – произнесла она в пустоту и постаралась поднять руку чтобы понять тот ли это ошейник который был у нее. Это был он, а она была без него.

И тут на нее накатился прилив страха и осознания. Тимия заставила каждую клеточку своего тела функционировать, вспомнить каково это быть человеком и со всей силы рванула в сторону. Она упала на холодный кафельный пол, почувствовала боль, но обрадовалась ей. Со всей силы ударила кистью о пол и насладившись болью тихо вскрикнула.

Она не спит.

Постаралась встань. Безуспешно. Ноги отказывались слушать и она перебирая руками потащила тело к выходу из белесой комнаты.

В голове роились черви и их звук копошения мешал свободным мыслям свободно гулять по просторам черепной коробки. Мысли не развивались, не продолжались, и никак не смягчались эмоциями выводя весь конструкт в один точный, но звериный образ – все плохо. Все было максимально плохо и непонятно.

Она сидела у двери и старалась прислушаться к звукам за ней. Тишина. Попыталась вернуть ногам былую действенность ударами. Получилось – большой палец ноги дернулся согласно повелению разума, а не обычному рефлексу. Такой способ приведения в чувства плохой, крайне губительный, и самоистезательный, но у нее не было выбора и все внутри кричало что так делать Нужно.

Через минуту она смогла встать на дрожащие ноги. Открыла дверь. Осмотрела такой-же белый и абсолютно пустой коридор. Вправо он вел до поворота куда-то, влево так же. Лабиринт или отсечные отделения? Неважно. Надо идти.

Тимия ступала как можно тише, держалась о стенку и старалась практически не дышать, хотя хотелось, воздух тут был какой-то сперто-тухлый, но страх узнавания себя был куда выше.

Она шла, казалось по наитию, по какой-то старой мысли, но через минут пятнадцать смогла выйти на какую-то странно старую и темно-красную от ржавчины винтовую лестницу ведущую вверх. Решетчатый метал скрепел под шагами, ржавчина отколупывалась и падала пылью вниз, а перила дребежли тихой вибрацией.


Вверху была приоткрытая дверь наружу, а из щели пробивался дневной свет с потоками свежего воздуха. Тимия медленно оттянула дверь на себя. Скрип, сильный, въедающийся в голову противный шум лязга металла. Но она увидела солнечный свет – радость – но не такой что был обычно – грусть – а куда и куда сильней и теплей. Четыре солнца сияли в высоте своей ослепительной яркости, а голубое небо слоями было завалено серистыми, неподвижными облаками в причудливом и слоеном ветвистом узоре расходящимся во все стороны. Глаза начали болеть и она опустила взгляд вниз. На площади, где некогда выступал Пророк в их первую встречу, и в этот раз был там же. Только в деревянных колодках, на предпостке, и в петле. Возле него стоял седовласый толстый мужчина опираясь двумя руками на костыли.

– Он годами нас обманывал! – обратился он к толпе собравшихся вокруг размахивая одним костылем. – Он обещал нам спасение, а в итоге увел в дебри непознания и собственной некомпетентности! Обещал нам спасение в глупом мальчишке и посмотрите к чему нас это привело! – он окинул рукой округу и Тимии стало понятно что прошло чуть больше времени чем ей казалось. Все жилые здания за пределами стен исчезли, а те что оставались, и тот в котором она жила, наполовину были разрушены, съедены будто термитами, или муравьями. – Вот что заслужило человечество за веру в слова безумца.

– В моих словах больше смысла чем во… – не успел договорить Макс как по его лицу проехался костыль Соколова.

– Молчать, еретик! – взревел генерал. – Ты обещал нам спасение..

– Я обещал вам надежду на спасение! – крикнул в ответ Макс харкая кровью. – Ничто в мире не предопределено… – и получил очередной удар.

– Молчать! Я сказал, – Соколов яростно бил старика в колодках пока тот брыкался в петле, – я сказал молчать! Молчать! Молчать!

– Молчать! Молчать! – скандировала толпа.

– ВЫ изменник человечества! Арфо сбежал от вас. Создал новый мир. Ты его научил! Ты нас всех обрек на гибель, пророк!

– Он сделал… – Макс увидел спрятавшуюся в кустах Тимию. – Впрочем…– Соколов предпринял еще одну попытку ударить, но Макс плюнул кровью ему прямо в глаза, – Тимия Шульц убьет вашего никудышного бога и создаст из него нового! Вот ваше спасение, люди. Отпустите ее…

В этот раз его прервал сильно постаревший Август ударом кулака по челюсти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное