Иногда я лгу

Потом они прошли в бывшую спальню мамы с папой. Они были прямо за стенкой, так что я услышала, как этот толстяк сказал, что к нашему дому «надо приложить руки». Интересно, что это значит? В той комнате теперь спит только мама, я ее ненавижу, но мне все равно не понравилось, что они там ходят и все трогают. Тут заговорила толстая женщина, которая раньше молчала. И вот как раз она, а не Роджер или толстяк, меня страшно разозлила.

Потому что сказала три вещи, которые довели меня до белого каления:

1. «Ни один человек в здравом уме не станет здесь жить».

2. «По правде говоря, его вообще лучше снести».

3. «Маленький, уродливый домишко».

Мое дыхание участилось, в голове зашумело, как часто бывает, когда я чем-то очень расстроена. Никогда бы не поверила, что можно быть такой грубой дурой. Я не знала, что буду делать, у меня не было никакого плана, но как-то действовать было необходимо. Я не хотела, чтобы эти жуткие толстые люди купили Бусин дом. Я не хотела делать ничего плохого, наверное, я просто хотела, чтобы они ушли.

Все произошло очень быстро. Я услышала, что они выходят из маминой комнаты на лестничную площадку. Потом Роджер открыл дверь в мою комнату, и тогда я просто изо всех закричала и не замолкала очень долго. Толстая женщина, казалось, была в ужасе, и Роджер тоже немного испугался, а у толстого мужчины лицо и так уже было ярко-красное оттого, что он поднимался по лестнице, и я подумала, что у него может быть сердечный приступ.

– Успокойся, малышка, – сказал Роджер.

Его слова разозлили меня еще больше. Я ему не малышка! Потом он добавил, что они не хотели меня напугать, и это был полный бред. Они меня совсем не напугали, а вот я их – да. После этого мне очень захотелось, чтобы они ушли, и я повторила то, что моя мама сказала маме Тэйлор, когда решила ее прогнать: «Убирайся из моего дома, вонючая сука!» Я очень громко выкрикивала это много раз подряд. Даже видя, что они спустились по лестнице, я продолжала стоять на площадке и вопить во всю глотку. Потом швырнула железную дверную подпорку Роджеру в голову, но промахнулась – она ударилась о стену и упала на ковер. Я была рада, когда они ушли. Сначала я испугалась, что сломала мою малиновку, однако с ней ничего не случилось, на ней не осталось ни малейшей царапинки, в отличие от стены, зиявшей теперь зазубренной вмятиной в виде клюва. Интересно, что такая маленькая вещь может причинить такой ущерб, но сама при этом совершенно не пострадать.

Когда мама вернулась с банкой бобов, я не стала ей ничего рассказывать. Зазвонил телефон, она ответила, но поскольку в этот момент находилась на кухне, я не слышала, ни с кем она говорит, ни о чем. Чуть позже она позвала меня вниз и сказала, что звонил Роджер. Сказала сесть на диван, и я решила, что у меня проблемы. Но потом она села рядом со мной, и я, подняв глаза, увидела, что лицо у нее не сердитое, а печальное. Мама сказала, что какие-то люди, смотревшие утром дом, покупают его и нам скоро придется съехать. Я заплакала, не в состоянии ничего с собой поделать, и она тоже немного со мной поплакала. Потом попыталась меня обнять, но я оттолкнула ее и побежала наверх в свою комнату.

Чуть позже она поднялась наверх. Она постучала в дверь, но я ничего не ответила. Я знала, что после того случая мама ни за что не войдет без моего разрешения. Она, казалось, простояла там целую вечность, а потом прошептала, будто призрак:

– Спокойной ночи.

Потом она ушла.

Я ответила слишком поздно, не думаю, что она слышала. Это был стишок, которому мама меня научила:

Спокойной ночи, сладких снов,
Не пускай в кровать клопов.
А если клопик заползет,
Раздави его без жалости

[10].

Я свернулась калачиком, подложила под голову подушку, задержала дыхание, насколько смогла, но потом все же выдохнула ртом воздух и не умерла.

Сейчас

31 декабря 2016 года

– Как ты?

Я открываю глаза и вижу Джо, которая сидит в ногах моей больничной койки. Мне ужасно приятно ее видеть, даже если она пришла не одна.

– Знаешь, если тебе не хотелось выходить после Рождества на работу, так бы сразу и сказала, для этого совсем не нужно было врезаться в дерево и впадать в кому.

Джо улыбается и берет меня за руку. Она выглядит совсем молодой. Как бы мне хотелось, чтобы время пощадило меня так же, как ее. Я могу видеть палату, светлую и яркую, она намного уютнее, чем я представляла. Широко распахнутое окно обрамляет безоблачное голубое небо, где-то на заднем плане поют птицы.

– Ты уже вспомнила, что произошло? – спрашивает она.

Я качаю головой.

– Но ты ведь знаешь, что Пол ни при чем, правда? Он бы никогда не причинил тебе вреда. Во всяком случае, таким способом.

Я киваю, теперь доподлинно зная, что она права. Пока я здесь лежала, правда немного перекрутилась и смешалась, но теперь кончики этого клубка начинают потихоньку распутываться.

– Авария со мной произошла не случайно, да? – спрашиваю я.

Странно вновь слышать звук собственного голоса, произносящего вслух слова.

– Да.