Иногда я лгу

– Среди сотрудников «Кофейного утра» нет никого по имени Джо. Тогда я предположил, что это прозвище или что-то в этом роде, и сказал, что Эмбер совершенно точно с ней работала и дружила. Тогда он смутился и попытался вежливо дать мне понять, что у Эмбер на работе не было друзей.

Пожалуйста, хватит.

– Удивительно.

– Теперь мне понятно, почему она оттуда ушла, тот мужик, кажется, та еще скотина.

Пожалуйста, замолчи.

– Она ушла с работы? – спрашивает Клэр.

Больше ни слова.

– Прости, я совершенно забыл, что она просила ничего тебе не говорить.

– Но почему?

– Просто там ей стало плохо.

– Я не о том, почему она просила не говорить ничего мне?

– Этого я не знаю.

Недавно

Пятница, 23 декабря 2016 года, вечер

Когда машина останавливается у моего дома, я не могу смотреть таксисту в глаза. Я видела, что всю дорогу он поглядывал на меня в зеркало заднего обзора, но не могу сказать, что было написано на его лице – отвращение или озабоченность. Может, и то и другое. Я протягиваю ему деньги, бормочу слова благодарности, выхожу из машины, не дожидаясь сдачи, и захлопываю дверцу. Когда такси уезжает, первым делом в глаза бросается автомобиль Пола. Он не говорил, что вечером собирается возвращаться. В последнее время с ним вообще трудно связаться.

Я лезу в сумочку за мятной жвачкой и обрызгиваю себя духами. Потом достаю небольшое зеркальце и в свете уличного фонаря рассматриваю свое лицо. Мне приходится впервые смотреть себе в глаза, после того как я очнулась в чужой постели. Макияж по большей части стерся, но на щеках до сих пор виднеются подтеки туши. Неудивительно, что таксист на меня так поглядывал. Я слюнявлю пальцы, тру кожу под глазами и опять смотрю на свое отражение. Внешне все такая же, как раньше, хотя на самом деле это уже не я.

Я захожу на наш участок, пересекая невидимый рубеж, и закрываю за собой калитку, тем самым закрепляя свое решение двигаться вперед. Стоит такой холод, что промерзшая деревянная дверца упирается, не хочет закрываться и протестующее обжигает пальцы. Я заставляю себя направиться к дому, оставляя на улице правду, которой не могу ни с кем поделиться. Ковыляя по гравиевой дорожке, поглядываю на фасад дома. Он выглядит запущенным, нелюбимым, тоскующим по вниманию. Белая краска кое-где облупилась, будто обгоревшая на солнце кожа. В саду все мертво или вот-вот умрет. Толстый стебель глицинии тянется вверх и паутиной коричневых вен расползается по стене, будто не собираясь больше никогда цвести. Я пытаюсь убедить себя, что, возможно, не сделала ничего плохого, но чувство вины из-за того, что я не могу или не хочу вспомнить, наваливается на меня, замедляет мои шаги. История с Мадлен закончена, но теперь, боюсь, мне предстоит кое-что похуже.

Я ищу в сумочке ключи, но не нахожу и звоню в дверь. Некоторое время жду, но холод вскоре подстегивает мое нетерпение, заставляя еще раз нажать на кнопку. Щелкает замок, Пол мне открывает, но ничего не говорит, и мы просто стоим с таким видом, будто я жду от него приглашения войти в собственный дом. Замерзнув, переступаю порог и протискиваюсь мимо него в прихожую.

– Ты сегодня поздно, – говорит он, запирая за мной дверь.

– Да, рождественский корпоратив. Как твоя мама? – спрашиваю я.

– Мама? Она в порядке. Послушай, нам с тобой надо поговорить.

Он знает.

– Хорошо. Говори.

Я заставляю себя поднять глаза и посмотреть ему в лицо.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Думаю, нам лучше сесть.

Он ничего не знает, но это уже не имеет значения. Я опоздала.

– Давай я сначала что-нибудь выпью, тебе налить? – звучит мой вопрос.

Он качает головой, и я удаляюсь на кухню. Беру первую попавшуюся под руку бутылку красного. Тянусь за бокалом, замираю в нерешительности, но все же преодолеваю страх – один мне точно не повредит. Какая теперь разница. Он собирается сказать, что между нами все кончено, и мне не остается ничего другого, кроме как выслушать его. Теперь даже неважно, что я сделала и чего не сделала, – он уже все решил за нас двоих. Я нахожу штопор, подношу его к пробке, ввинчиваю и с силой тяну на себя. Мое запястье крутится, винт змеится вверх по руке, тянется через плечо к горлу, хватает его и душит, не позволяя мне сделать вдох или произнести хоть слово. В голове снова и снова пронзительным криком раздается ее имя. Мне нужна Клэр. Я в ней остро нуждаюсь, но в то же время ненавижу. Я думала, что сегодня победила, но теперь кажется, что меня просто вынудили сыграть совсем не в ту игру. Хлопок извлеченной из бутылки пробки приносит гораздо меньше удовлетворения, чем обычно. Несколько секунд я держу ее в руке, под определенным углом она по-прежнему выглядит идеально, так что даже нельзя догадаться, что внутри у нее дырка.

Пол сидит на диване, обычно предназначенном для гостей. Немного помедлив, я сажусь напротив, на свое обычное место. Я чувствую себя грязной и испорченной, но он, похоже, ничего не замечает.