– Да, мне известно, что когда меня нет рядом, тебе бывает страшно, – поднимаю на него глаза. – Ну хорошо, не страшно, просто ты начинаешь волноваться, как на прошлой неделе, когда тебе ночью показалось, что в саду за домом кто-то есть. Об этом я тоже позаботился, потому что хочу, чтобы ты в мое отсутствие чувствовала себя в безопасности. Сейчас можно купить миниатюрные камеры видеонаблюдения. Ни проводов, ни хлопот по установке. Я собираюсь заказать парочку и повесить на задах дома. Изображение с них будет передаваться на твой телефон, чтобы ты могла его просмотреть и убедиться, что там никого нет.
– Я сегодня уволилась.
– Как это?
– Подала заявление об уходе. Под конец рождественского корпоратива поставила в известность Мэтью.
– Но почему?
– У меня на работе выдалась ужасная неделя. Это долгая история. Просто пришла пора уходить. Поэтому если ты действительно хочешь взять меня с собой, я поеду.
– Ну конечно хочу, я люблю тебя!
Пол действительно говорит, что думает, его слова настоящие – как и слезы, которые катятся из моих глаз. Мы ничего сейчас не изображаем, мы – это просто мы, и мне становится необыкновенно легко. Его лицо расплывается в улыбке настолько широкой, что она будто грозит его поглотить. Мне тоже хочется в ответ улыбнуться, но в мозгу упорно пробивает себе дорогу мысль, которая тут же все портит. Я вспоминаю, где сегодня проснулась. Тупая боль между ног и нераспечатанный до сих пор тест на беременность в сумочке. Я думаю о Клэр. У меня так много новостей, которыми я не могу и не стану ни с кем делиться. Мне нужно принять душ. Нужно смыть с себя все, что случилось.
– Что с тобой? Ты в порядке? – спрашивает Пол, глядя на изменившиеся черты моего лица.
– Мы никому об этом не станем говорить, по крайней мере пока.
– Кому-то все же придется.
– Позже – да, но пока никому, даже близким.
– Но почему?
– Просто пообещай мне, и все.
– Ну хорошо, обещаю.
Давно
Дорогой Дневник,
Мы с Тэйлор не виделись уже целую неделю, а мне нужно так много ей сказать. Я многое написала в рождественской открытке для нее, но уместить все не смогла, хотя почерк был совсем мелкий. Я точно знаю, что она ее получила, я сама ее отнесла, потому что папа забыл купить марки. Я постучала к ним в дверь, но никто не открыл, так что я бросила ее в их почтовый ящик. Надеюсь, она потом позвонит, потому что мне действительно необходимо с ней поговорить.
В последнее время к нам домой приходят какие-то незнакомые люди, и мне это совсем не нравится. Высокий худой человек без волос на голове пришел поговорить с мамой и папой. Он сказал, что его зовут Роджер, и при этом улыбался белозубой искусственной улыбкой. Роджер – риелтор, он ходит в блестящих костюмах. Сказал, что когда будет показывать людям дом, нам лучше всего куда-нибудь уйти. Ничего при этом не объяснил, но я полагаю, это все из-за мамы, которая сейчас в таком раздрае, что напугает кого угодно.
Папа сказал, что вряд ли кто-нибудь захочет купить Бусин дом накануне Рождества, но ошибся. Сегодня с самого утра какие-то люди пришли на «просмотр», как называет это Роджер, я еще даже не успела одеться. Сам он то стучит в дверь, то заходит без приглашения, потому что у него есть свои ключи. Он говорит о Бусином доме так, будто в нем поселился, но он никогда здесь не жил, и он ничего не понимает.
Я совсем не собиралась выходить из себя. После обеда папе назначили собеседование, потому что он опять решил устроиться на работу. Мама вышла в магазин на углу купить банку консервированных бобов, поэтому когда пришел Роджер, кроме меня в доме больше никого не было. Выйдя на цыпочках из комнаты, я увидела сквозь балясины перил его сверкающую макушку. Он говорил очень громко, будто актер на сцене в спектакле, на которые когда-то водила меня Буся. Актеры так делают, чтобы их могли слышать зрители, которые сидят на самых дешевых местах в глубине зала. Роджер выкрикивал что-то для толстых супругов, хотя они стояли прямо перед ним. Может, они слабослышащие, как мой покойный дедушка? Они расхаживали по прихожей вразвалочку, как перекормленные черствым хлебом утки, и совсем мне не понравились.
Роджер орал так громко, что я продолжала слышать его крики, даже когда убрала подпорку в виде железной малиновки и закрыла дверь. Попыталась было почитать, но не смогла сосредоточиться, зная, что они шляются внизу, все вынюхивают и повсюду суют свой нос. Они поднялись по лестнице, которая под их ногами скрипела даже больше обычного, и целую вечность разглядывали ванную. Она у нас не особенно большая, но все, что положено, в ней есть, и я понятия не имею, на что там так долго можно смотреть. Мне казалось, что по дому расхаживают грабители, с той лишь разницей, что мама с папой их сами к нам пригласили.