Иногда я лгу

Вскоре даже в нашей комнате запахло газом, будто по дому само собой распространилось невидимое облако, заполнив каждый свободный кусочек пространства, каждый, даже самый темный, уголок. Я натянула на голову одеяло, надеясь, что так можно спастись, но кто-то его откинул. Я открыла глаза и увидела Клэр, которая стояла надо мной со своим рюкзаком на спине. Она потрясла меня, будто пытаясь разбудить, хотя я и не думала спать, и улыбнулась. Слова, которые она потом произнесла, навеки врезались мне в память:

«Я всегда буду за тобой присматривать, Эмбер Тэйлор. Возьми меня за руку».

Я всегда ее слушалась – и сейчас продолжаю. В дверном проеме она остановилась, будто увидев перед собой привидение. Потом нагнулась, взяла с пола Бусин упор для двери и положила в рюкзак. Это была малиновка, небольшая статуэтка птицы, которой не суждено когда-либо взлететь. Она вывела меня на площадку лестницы, опять остановилась, повернулась ко мне и поднесла к губам палец.

«Тссс».

Затем крепко взяла меня за руку и потащила вниз по лестнице. С каждым шагом запах газа становился все гуще. Спустившись, она повернула не налево, к кухне, а направо, к гостиной. Усадила меня в кресло, а сама склонилась к камину. Ее мама всегда складывала там аккуратной кучкой дрова, которые оставалось лишь поджечь. Но они топили камин только по воскресеньям. Клэр чиркнула спичкой, и небольшая кучка хвороста тут же окуталась пламенем. Затем швырнула на нее сверху коробок, схватила меня за руку, потащила к двери и закрыла ее за собой, как только мы оказались снаружи. Тапочек на мне не было, и я помню, как вгрызался в мои ноги ледяной гравий, пока она тащила меня вперед. Она так крепко держала меня за руку, будто стоило ей меня отпустить, как я тут же сбежала бы. Потом велела мне не плакать. Я даже не заметила, что плачу.

Мы устроились на ограждении у дома через дорогу. Стылый камень ощущался даже через халат. Мы сидели там, как мне показалось, очень долго. Клэр не говорила ни слова, лишь сжимала мою руку и с улыбкой смотрела на дом. Боясь поднять на нее глаза, я больше смотрела на свои маленькие ступни, посиневшие от холода. И не подняла головы, даже когда она запела.

Звезды светят в вышине,
И завидуют луне.
Полыхает желтый шар,
Словно огненный пожар.

Клэр любила колыбельные. Говорила, что они напоминают ей о Бусе, но при этом всегда перевирала слова. Клэр из тех людей, кто видит то, что хочет видеть, а не то, что есть на самом деле.

Нельзя сказать, что дом взорвался по-настоящему. Только где-то на задах что-то медленно ухнуло. Раздался хлопок, но не настолько громкий, как показывают в кино, будто из-под кирпичей вырвалась на свободу тишина. Со стороны фасада дом поначалу выглядел как обычно, но вскоре я увидела, как за окнами заплясало пламя. Рев сирены мы услышали гораздо раньше, чем прибыла пожарная машина. В этот момент Клэр умолкла, с ее лица исчезла улыбка, а из глаз покатились слезы. Потом она много часов оплакивала родителей, словно кто-то открыл кран и никак не мог его закрыть. Я же оплакиваю их до сих пор.

С той ночи дым стал неотъемлемой частью моей сущности, сколько бы я ни мыла волосы и ни терла кожу, меня все равно преследовал его запах. Он окутал мою ДНК и изменил меня. Она сказала, что убила их ради меня. Она думала, что я этого хотела, чтобы нас никто не мог разлучить, чтобы она могла меня защищать. Я провела всю жизнь, мучаясь вопросом: что может толкнуть человека на подобный поступок? Она сказала, что они ее не любили. Я не знаю, правда это или нет. Существуют разные виды любви, и одним словом ее не описать. Некоторые ощутить и заметить легче, некоторые более опасны. Говорят, ничто не может сравниться с материнской любовью. Но если ее нет, то ничто не может сравниться с ненавистью ребенка.

Внезапно взвывшая на улице сирена кареты «Скорой помощи» пугает меня и выметает из головы воспоминания. Я смотрю на квадратик на потолке больничной палаты, немного отличающийся от остальных, но мне требуется несколько секунд, чтобы понять – мои глаза открыты. Кажется, это не сон, кажется, это по-настоящему. Кажется, веки просто решили подняться сами собой. Вокруг темно, у меня не получается повернуть голову, но я могу смотреть – я уверена в этом. Я моргаю, снова моргаю. Каждый раз, опуская веки, я боюсь, что они не поднимутся, но они поднимаются. Глаза медленно привыкают к темноте, из которой постепенно проступают очертания комнаты. Окно в точности там, где я и предполагала, хотя и меньше, чем мне казалось. Рядом с кроватью стоит стол, на нем открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления, всего несколько штук. Сразу за бесполезным вытянутым передо мной телом виднеется дверь. Я слышу, что за ней кто-то есть, и вижу, как поворачивается ручка двери. Инстинкт велит закрыть глаза, поэтому я вновь погружаюсь во мрак и возвращаюсь в мир, где меня можно видеть, но нельзя услышать.

Сейчас

31 декабря 2016 года