Пока Клэр выезжает на дорогу, мы с ней не говорим. Единственные голоса, которые различает мой слух, доносятся из радиоприемника, да и те не живые, а записанные заранее. Время от времени я открываю глаза, чтобы выглянуть в окно и убедиться, что она везет меня куда надо, но вижу одну только черноту. Когда мы на углу поворачиваем, мне, чтобы не упасть, приходится схватиться рукой за приборную доску.
– Я думала, ты не можешь забеременеть, – говорит она, включая вторую скорость.
Похоже, мы выехали на автомагистраль, так что ждать уже недолго.
– Я тоже.
– Пол знает?
– Нет.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Ты всегда говорила, что нам больше никто не нужен.
Я открываю глаза и осознаю, что судороги в животе прекратились. Только вот не понимаю, что это означает.
– Все, отпустило, – говорю я, пытаясь сесть немного прямее, – похоже, со мной все в порядке.
По моему телу тонкими струйками разбегается облегчение. Я смотрю на Клэр и вижу, что ее лицо совсем не изменилось, будто она меня не услышала.
– У тебя, когда ты носила близнецов, как-то ведь тоже было кровотечение, да? – спрашиваю я.
– Тебе все равно надо показаться врачу, в таких случаях всегда лучше перестраховаться.
– Ты права. Но теперь можно ехать и помедленнее.
Она ничего не отвечает, лишь смотрит прямо перед собой.
– Клэр, я сказала тебе не гнать, со мной все в порядке.
Мои руки опять инстинктивно тянутся к животу.
– Ты должна была мне сказать, – произносит она так тихо, что я ее бы даже не услышала, если бы не следила за движением губ.
Ее лицо уродливо исказилось.
– Мы всегда все друг другу рассказывали. Если бы ты меня слушалась и прекратила врать, ничего этого не случилось бы. И если ребенок умрет, винить в этом тебе придется только себя.
– Он жив, – отвечаю я.
Слезы обжигают мне веки и катятся по щекам. Я на сто процентов уверена в своих словах и могу поклясться, что слышу биение сердца моего неродившегося ребенка так же отчетливо, как своего собственного. Клэр кивает. Она верит, что он жив. Я закрываю глаза и немного сильнее хватаюсь за край сиденья. Надо держаться, до больницы уже недалеко. Мы едем очень быстро, и она, должно быть, уже совсем рядом.
– Эмбер.
Облаченной в перчатку рукой Клэр сжимает мою ладонь. Меня обжигает холодом, я открываю глаза и вижу, что она смотрит не на дорогу, а на меня. Она улыбается, и меня сковывает ужас.
– Я люблю тебя, – говорит она, отворачивается и устремляет взор обратно на дорогу, обеими руками сжимая руль.
Я слышу визг тормозов, потом время будто замедляется. Мое тело отрывается от сиденья, я лечу вперед руками и пробиваю ветровое стекло, будто ныряя в стеклянный бассейн. Тысячи мелких осколков вонзаются в тело. Но я ничего не чувствую, боль полностью исчезла. Я лечу высоко в ночном небе. Вижу звезды, они так близко, что я почти могу до них дотронуться, но потом голова ударяется об асфальт, а за ней плечо и грудь, и я скольжу вперед, обдирая кожу. Потом все замирает. Полет закончился.
Боль возвращается, с той лишь разницей, что теперь она повсюду и намного сильнее. Я сломана снаружи и внутри, мне страшно. Я не плачу – не могу – но чувствую, как по лицу алыми слезами течет кровь. Слышу, как хлопает дверца машины, издали, из автомобильного радио, доносится едва слышная рождественская песенка. Агония нарастает, вокруг становится черным-черно. А потом я уже не могу чувствовать боль, не могу чувствовать что-либо. Я могу только спать.
Сейчас
– Ты меня бросила.
– Я выпила, мне нельзя было вести машину. Я страшно перепугалась.
–
Она отводит взгляд.
– Я подумала, ты умерла.
– Ты
– Неправда, не говори так, я люблю тебя.
– Нет, не любишь, просто я тебе нужна, а это разные вещи.
– Ты знаешь, что было бы, если бы выяснилось, кто вел машину? У меня двое маленьких детей! Я нужна им!
– Я была беременна. А теперь уже нет.
– Знаю. Прости меня. Я никогда бы не причинила тебе вред намеренно, ты же знаешь.
– Ты говорила Полу?
– О чем?
– Что была за рулем.
– Нет, а ты?
– Думаешь, он пустил бы тебя, если б я ему сказала?
Из нее сочится гнев.
– Это был несчастный случай, Эмбер. Я пыталась тебе помочь. Пыталась отвезти тебя в больницу. Ты что, не помнишь?
– Я помню, что ты пристегнулась, набрала скорость, а потом ударила по тормозам. Я помню, как я взлетела на воздух.
– Я должна была остановиться.
– Нет, не должна была.
– Мы ехали, ты плакала от боли, а потом сказала что-то о маленькой девочке в розовом халате. Я подумала, что на дорогу выбежал ребенок. Ты сама крикнула тормозить.
Она вливает слова мне в уши, и они наконец меня находят. Я больше не могу отличить действительность от вымысла. Я не знаю, какую версию принять. Верить сестре или себе? В наступившей тишине пространство вокруг пытается залечить мои раны, но Клэр тут же рвет стежки, вновь их обнажая.
– Когда я вышла из машины, никакой девочки не было. Она либо убежала, либо ты ее просто придумала, – говорит она.