Иногда я лгу

Дигби смотрит на меня, стоя на пороге кухни и склонив набок голову. Уже собравшись уходить, я на несколько секунд задерживаюсь, раздумывая, не стоит ли проверить все в последний раз. Смотрю на часы: 03:15. Времени больше нет. Я надеваю пальто, хватаю сумочку и проверяю ее содержимое. Телефон. Кошелек. Ключи. И еще несколько мелочей. Проверяю еще дважды, пристегиваю к ошейнику Дигби поводок и заставляю себя выйти из дома. Запираю входную дверь, трижды ее проверяю и шагаю по залитой лунным светом тропинке.

Я обнаружила, что пешие прогулки действуют на меня благотворно, а щенок их просто обожает, что днем, что ночью. Пара кварталов, немного холодного воздуха – и вот я уже опять могу уснуть. Больше ничего не помогает. Я иду вдоль дороги, в домах нет ни огонька, будто все люди исчезли и кроме меня в мире никого не осталось.

Вперед по улицам, уснувшим под черным покровом ночного неба, на котором, будто блестки, сияют звезды. Двадцать лет назад я смотрела на те же самые звезды, я сама с тех пор непоправимо изменилась. Луны нет, поэтому, когда я поворачиваю на подъездную дорожку к жилищу Клэр, меня со всех сторон окутывает мрак. Я пристально смотрю на возвышающийся передо мной дом, будто впервые вижу его по-настоящему. Он должен был принадлежать мне, ведь я здесь родилась. Я привязываю Дигби к фонарному столбу, вытаскиваю ключи и переступаю порог.

Первым делом проверяю Клэр и Дэвида. Они безмятежно спят, отвернувшись друг от друга. Ни один из них даже не шевельнется.

Колесики автобуса все крутятся и крутятся.

То, что они вот так лежат, наверняка что-то означает, но что именно, я уже не помню, к тому же сейчас это уже неважно.

Все крутятся и крутятся.

Проверяю у Дэвида пульс. Не прощупывается, он уже холодный. Захожу с другой стороны кровати, чтобы проверить Клэр. Ее сердце еще бьется, хотя и слабо. Скорее всего, из приготовленного мной блюда ему досталось больше. Пакетик из больницы, похоже, сработал. У меня, конечно же, были сомнения, но если ночной санитар смог с этим справиться, то и для меня, особенно если под рукой Интернет, это тоже посильная задача.

Все крутятся и крутятся.

Захожу в детскую, потом возвращаюсь к Клэр.

Колесики автобуса все крутятся и крутятся.

Тишину в клочья разрывает детский плач. Я склоняюсь ниже над ее кроватью, в надежде, что она все слышит.

Весь день с утра до ночи.

– Две горошинки в стручке, – шепчу я ей на ухо.

Она открывает глаза, и я отшатываюсь от кровати. Ее взор обращен в ту сторону, откуда доносятся крики детей. Я понимаю, что она может двигать только глазами, и расслабляюсь. Увидев меня, они широко распахиваются, в них мелькает какой-то дикий отблеск. Ничего подобного в ее взгляде я раньше не видела. Страх. Я беру канистру с бензином и поднимаю ее, чтобы она оказалась в поле зрения Клэр. Она смотрит на нее, потом переводит взор обратно на меня. Я в последний раз вглядываюсь в лицо сестры, беру ее за руку, три раза сжимаю и отпускаю.

– Никогда не любила газ, – говорю я и выхожу из комнаты.

Потом

Вторник, 15 февраля 2017 года, 4 часа утра

Домой я возвращаюсь другой дорогой, делая небольшой крюк, Дигби тащит меня за собой. На улице холодно, и я прибавляю шагу, услышав вой пожарных сирен. Я думаю об Эдварде, вероятно, из-за этих гудков. Полиция его так и не нашла. В памяти всплывает тот день, когда детектив Хэндли пришел к нам домой и сообщил, что им удалось обнаружить. Он присел на диван с такой благородной предупредительностью, будто боялся потревожить в комнате воздух или сделать вмятину на подушке. Когда я предложила ему чаю, вежливо покачал головой, потом долго молчал, явно подбирая нужные слова и обдумывая порядок, в котором их следует произнести. Его бледное лицо побледнело еще сильнее, когда он принялся описывать следы крови и фрагменты обгорелой кожи, обнаруженные в квартире Эдварда в его домашнем солярии. На ту ночь, когда соседи слышали доносившиеся оттуда крики, алиби у Клэр не было – как и у меня. Но это не имело никакого значения, нас никто ни о чем не спрашивал. Детектив предположил несчастный случай, по его мнению, что-то там замкнуло и загорелось. Помню, я тогда кивнула. Что-то – а может быть, кто-то – действительно загорелось. Тела не нашли. Однозначных выводов сделать было нельзя. Чтобы прояснить ситуацию, порой ее полезно запутать.