В тот вечер Григорий появился в комнате Маши поздно. Едва раздался условный стук, Машенька проворно вскочила на ножки и распахнула дверь. Девушка хотела упасть, как и обычно, в объятия молодого человека, но Григорий, держа в руках небольшой сверток, вошел в комнату и быстро произнес:
– Маша, закрой быстрее дверь.
Девушка послушно выполнила его приказ и тут же обернулась к нему. Григорий подошел к ее комоду и осторожно положил сверток на деревянную столешню из темного дерева и раскрыл сверток.
– Что это, Гриша?
– Здесь то, о чем мы говорили с тобой на прошлой неделе, – он осторожно раскрыл коробку и, указав глазами внутрь, сказал:
– У коробки двойное дно. Вот, сверху лежат перчатки. Ты наденешь их, и только после этого дерни за ленты, вот здесь видны они сбоку и тогда откроется потайное дно. Там лежит платок. Осторожно возьмешь его и положишь его сверху вещей Зубова. Ты ведь говорила, что он ежедневно берет новый платок?
– Да, Екатерина Алексеевна как-то упоминала об этом.
– Да проследи, чтобы прислуга не полезла в его комод.
– Его камердинер прибирает по вторникам и субботам в его комнатах, насколько я осведомлена. Если положить его во вторник днем, то будет еще целых три дня.
– И ты же сможешь пройти в его комнаты тайком, чтобы никто не видел тебя?
– Да. Из покоев императрицы ведет потайная лестница к нему в спальню на первый этаж. Всего минута и я там. Я иногда прибираю на его письменном столе, причем, когда его нет в комнате, ибо императрица очень ревнует своего любимца. Ее личный камердинер или она сама сообщает, когда мне можно войти в его комнаты.
Быстро вскинув глаза на девушку, Григорий нахмурился, осознавая, что если действительно императрица и ее окружение знают, что Машенька прибирается на столе Зубова, то тогда это действительно очень опасно и она, наверняка будет в числе первых подозреваемых после отравления Зубова. Чемесов судорожно сглотнул от этих неприятных мыслей и внимательно посмотрел на девушку. Отчего-то теперь, впервые за все время знакомства с Машей он начал сомневаться в том, стоит ли втягивать в эту страшную игру девушку, ведь она была так молода и наивна. И Григорий прекрасно знал, что она очень сильно любит его, и только из-за этого Машенька согласилась на этот безумный, опасный поступок. Ощущая в своей душе сомнения и неприятное чувство жалости к Маше, молодой человек вдруг резко захлопнул коробку и, вскинув на девушку отчаянный взор, тихо произнес:
– Хотя, Маша я думаю, ты можешь отказаться от всего этого.
– Ну как же, Гриша? Ты же сказал, что Зубов угрожает тебе, и другого выхода нет.
Нахмурившись, Чемесов отчетливо понял, что если он и дальше будет вливать сомнения в чувствительную душу девушки, то она и вправду откажется от всего этого тайного плана. Но он помнил, кто поручил ему это и опасался, что эти влиятельные люди могут разгневаться. А ведь Чемесов надеялся на их дальнейшее покровительство и на быстрое продвижение по службе, обещанное ему за удачный исход этого щекотливого дела. Тут же, его железная воля отсекла ненужные сомнения и он тихо твердо произнес:
– Если ты поможешь мне Маша, я буду вовек благодарен тебе.
– Я же обещала тебе, – кивнула с горячностью девушка и, взяв в руки коробку и переставив ее под кровать, добавила. – Я все сделаю Гриша, как ты просишь. Ведь я боюсь за тебя.
– Да и запомни, никто не должен тебя видеть.
– Я понимаю.
Она повернулась к нему и Чемесов проворно заключил девушку в объятия и, уткнувшись лицом в ее мягкую волнистую чуть напудренную прическу, глухо сказал:
– Будь осторожна и бери все только перчатками.
– Да, я поняла.
– И еще. У тебя будет всего восемь дней, далее яд потеряет свою силу.
– Хорошо, – кивнула она. Она подняла на него глаза и, видя его напряженное лицо и мрачный взор, тихо добавила. – Я все сделаю, Гришенька, не волнуйся. А после, уже ничто не помешает нам быть вместе, ведь так?
– Да, – кивнул он и как-то печально улыбнулся ей.
Она улыбнулась ему в ответ и приникла губами к его подбородку.
– Я хотела тебе открыться, Гриша.
– В чем же? – спросил напряженно он, все еще не в силах расслабиться от мысли, что подвергает эту наивную, юную пташку такой страшной опасности. Совесть, которая отчего-то проснулась в душе Григория в последние несколько дней, не давала ему спокойно воспринимать эту ситуацию.
– Я тяжела, – пролепетала Машенька так тихо, что он почти не расслышал. Чемесов тут же обхватил пальцами подбородок девушки, приподняв ее личико. Вперив напряженный жесткий взор в ее глаза, он выдохнул над нею:
– Ты ждешь дитя?
– Да Гриша, уже два месяца как…