Прошла неделя. В тот день Уварова заехала за Невинским в особняк графа Р., где в этот вечер тренировался Невинский. Михаил рассказал ей, что готовится к поединку, поэтому не может теперь уделять ей много внимания, как раньше. На это Амалия, пожав плечами, предложила встретиться после занятий. Михаил отдельно платил господину Харисону, получая настоящее удовольствие от занятий с учителем по боксу. Граф Р. любезно предоставлял каждодневно им зал для тренировок. И сейчас, приняв наскоро ванну, которую Кирилл Григорьевич распорядился делать для господина Невинского после занятий, вышел на свежий воздух.
Уварова уже ждала его, и Михаил поспешил к коляске.
— Ах, Михаил Александрович, вы еще не обсохли, как мы нынче поедем к модистке? — капризно заявила Амалия, обглядывая его влажные волосы.
— Разве сегодня вы намерены ехать к модистке, сударыня? — спросил удивленно Невинский.
— Да, сегодня хочу посмотреть последние новинки.
— Что ж, поедемте, куда скажете, — вздохнул он и подал руку Амалии, помогая ей сесть в коляску.
Михаилу неважно было, куда и с кем ехать, лишь бы не в особняк на Фонтанке, где его вовсе не ждал предмет его страсти, Мари, любовная одержимость к которой не давала ни душе, ни телу его ни минуты покоя. С самого утра Невинский старался избегать общения с ней. Оттого ездил по делам, с визитами, после обеда отправлялся в клуб графа Р., а остаток дня и вечер проводил в обществе Амалии. Желание к Мари изматывало Невинского, и он стал редко ночевать дома, чаще проводя ночи в особняке любовницы. С Мари Невинский держался сдержанно и холодновато, боясь, что девушка заметит его жгучий интерес к ней.
Однако даже после самых утомительных любовных ночей с Уваровой плотское удовлетворение не приходило к нему. Поутру, снова увидев Мари, Михаил тяжело вздыхал, отчего-то начиная осознавать, что только эта темноволосая сирена может потушить пожар его тела. Единственной радостью для него теперь стали занятия по боксу. Михаил наслаждался и упивался ими, терпел все утомительные долгие тренировки, и его учитель, вначале смотревший искоса на этого странного, уже не юного дворянина, который хотел заниматься наравне с молодыми мужчинами, вскоре заявил, что Невинский приобрел довольно хорошую бойцовую форму. Михаил нисколько не уступал по силе и мощи молодым мужикам, которые занимались с ним в клубе, а выносливостью превосходил многих.
Пару раз Амалия, чувствуя себя хозяйкой, с разрешения Невинского устраивала в его доме пышные приемы. В первый раз множество гостей из высшего петербургского общества собралось в большом особняке Невинского по случаю возвращения его в столицу, а во второй по случаю приобретения Михаилом золотых рудников на Урале. Вскоре намечались именины Наташи, и Михаил с тревогой ожидал новых мучений.
На всех последних балах присутствовали Николай, Наташа и, конечно, Мари. Да, она сидела в сторонке, чаще в полутемном углу, словно мышка, и зорко следила за детьми. Но Невинский очень хорошо видел ее среди других. Он старался делать вид, что не замечает ее присутствия, подходил к знакомым, танцевал, расточал комплименты дамам. Но, когда останавливался и, чуть опершись о колонну, решал немного отдохнуть, его предательские глаза отыскивали высокую, стройную фигурку в простом светлом платье. Мари часто сидела, но иногда, когда Наташа или Николай начинали громко шалить, подходила к ним и тихо журила. В эти моменты он, видя, что француженка не замечает его взгляда, словно коршун, следил за ней, пробегая жадными глазами по ее стройной прелестной фигуре. В эти моменты Михаил, уже довольно захмелев от выпитого вина, возбужденно представлял, какова на ощупь ее кожа, каковы на вкус губы и насколько она легка, если ее взять на руки.
Мари всегда вела себя с ним корректно и также холодно. И Невинский, поначалу в душе обвинявший ее в том, что она постоянно соблазняет его своим поведением, понял, что девушка тут ни при чем. Она как раз вела себя достойно. Это его больное воображение не давало расслабиться ни на минуту, когда она находилась рядом.
Магазин мадам Эвет Шальме располагался на Тверской улице и был самым модным и дорогим заведением дамской одежды в Петербурге. Уварова привезла Невинского с одной целью, чтобы заказать за его счет несколько платьев. Едва они зашли в заведение Шальме, им навстречу выбежала служанка.
— Прошу вас, проходите, — услужливо залепетала она. — Мадам сейчас выйдет, присядьте. Может, вам подать что-нибудь?
— Кофей, пожалуй, — жеманно ответила Уварова. Служанка быстро исчезла. Невинский усадил в кресло свою даму, а затем сел сам. Вытянув уставшие длинные ноги в сапогах, он откинулся на спинку бархатного кресла. Взглядом тут же наткнулся на манекен с надетым на него прелестным платьем насыщенного голубого цвета.
— Ах, Михаил Александрович, отчего вы носите эти невозможные сапоги? — спросила Уварова, церемонно растягивая слова. — Будто в казарме. Вы же не в деревне. Надобно носить туфли. Это вызывает недоумение у наших друзей.