Иностранка

— Конечно, ты можешь пойти вместе с Мари, Наташа, — проговорил растерянно пораженный Невинский, как-то глупо расчувствовавшись. Трехлетнее молчание дочери было для Михаила мукой, ежедневно точившей сердце. И вот сейчас девочка сказала первые свои слова так четко и просто, что он от охватившей его радости тут же позабыл, за что отчитывал Николая. Невинский обратил пораженный взор на темноволосую девушку, сидящую по правую руку от него, чувствуя в сердце благодарность. Он отчетливо осознал: это заслуга именно Мари. Ведь только ей удалось успокоить, понять девочку и помочь ей забыть горе. Вместе с тем взыскательная натура Невинского не могла оставить сей факт без более тщательного расследования. И после ужина, когда дети убежали играть в сад, Михаил потребовал, чтобы молодая женщина задержалась. Едва они остались наедине в столовой, он кратко поинтересовался:

— Как давно Наташа говорит?

— Около месяца, наверное, — ответила Маша, в тот миг стоявшая напротив Невинского.

— Месяц?! Я поражен. И вы об этом так долго молчали, сударыня? И даже не удосужились поведать об этом мне, ее отцу? — вспылил Невинский, и его глаза загорелись опасным светом.

— Но она говорила всегда тайком мне на ухо. Она ведь еще очень стесняется.

— Хорошо, но вы были обязаны сразу же доложить мне, Мари! — продолжал он тем же недовольном тоном.

Видя, что он вышел из себя, Маша опустила взор на свои руки, прекрасно зная, что, если не спорить с Невинским, его гнев быстро утихнет. Ведь за эти два месяца она уже очень хорошо изучила его нрав и знала, что он вспыльчивый, но отходчивый человек. Как Маша и предполагала, видя бледность девушки и ее смиренный вид, Михаил уже более спокойно заметил, словно объясняя:

— Мари, вы должны были рассказать обо всем мне. Я ведь, почитай, три года думал об этой неприятности. И лекари, они говорили…

— Лекари тоже могут ошибаться, — заметила Маша, вновь поднимая на него глаза и видя, что он уже успокоился и смотрит на нее по-доброму и внимательно.

— Я понимаю, — кивнул он согласно и уже более дружелюбно добавил: — Впредь прошу вас, Мари, обо всем, что касается моей дочери, ну и сына, конечно, непременно докладывать мне незамедлительно.

— Хорошо, Михаил Александрович, — кивнула Маша и улыбнулась. Она отчетливо увидела, как взор Невинского остановился на ее губах, и он, нахмурившись, быстро добавил:

— Вот и славно. Ступайте к детям, я более не задерживаю вас.

Маша коротко поклонилась и вышла из столовой.

Деревенская природа благотворно действовала на детей. Даже Николай стал намного спокойнее и послушнее, и Михаил Александрович почти не бранил его за шалости. Маша, несмотря на приказ Невинского, старалась за провинности лишь строго журить юношу, при этом смотря на него пронизывающим синим взглядом так, что Николаю самому становилось стыдно за ту или иную проделку. Она понимала, что непоседе Николаю трудно оставаться на одном месте долго, и утренние уроки превращались для него в пытку. Оттого Маша радовалась, когда выпадала чудесная погода, и они могли заниматься на улице, где юноша вволю резвился, хотя бы краем уха слушая очередной урок.

Андрей всю короткую и нелегкую для маленького мальчика жизнь был тенью Маши. Он легко подружился с Наташей и постоянно играл вместе с нею. Все слуги в поместье относились к нему с почтением, как и к детям Михаила Александровича. Но при этом мальчик знал свое положение и всегда был тихим и незаметным, дабы не усложнять жизнь Маши. Она же была благодарна Андрюше за то, что он так послушен и украшает ее жизнь. Маша обожала сынишку и вечером, когда дети Невинского уже спали, тихо подходила к его кроватке и с нежностью целовала его в лобик, думая, что Андрей спит. Но мальчик не спал, а, притворившись и закрыв глаза, позволял матери поцеловать себя. Когда же она отходила и, раздеваясь, ложилась в свою постель, мальчик открывал глаза и долго смотрел в потолок. Он шептал себе, что, когда вырастет, обязательно пойдет служить в армию или выучится на штатскую должность, как и положено мужчине. Он мечтал, как будет помогать, и его матушка сможет более не работать и жить подобно обычной порядочной женщине-дворянке.

Маша никогда не рассказывала Андрюше о его отце и других родственниках. Она лишь говорила, что они благородных кровей и родились в Российской империи, а имя де Блон вымышленное, но настоящее она не могла ему открыть. Когда же Андрей спрашивал матушку о родственниках, молодая женщина начинала плакать, и мальчик замолкал. Он пытался понять, отчего же жизнь его матери так трудна. До того, как они попали в дом Невинского, они долго голодали, после того как умер месье Буланже. Много раз Андрей слышал, что люди за спиной называли его мать падшей, гнали их, и редко кто относился к ним с жалостью.