Иностранка

Раскрыв дневник на нужном заложенном месте, она стремительно начала писать о сегодняшней мучительной и такой неожиданной встрече с Чемесовым. Ее рука, выводя слова, тут же разбавляла эти записи описанием тех неприятных обстоятельств, при которых узнала Григория семь лет назад. До этого момента дневник не видел заметок на трагичную тему, и сегодня, исписав практически семь листов, молодая женщина кратко изложила всю свою историю, со всеми леденящими кровь подробностями, закончив фразой о том, что дико боится, что все это повторится вновь, если Чемесов вдруг решит открыть всем правду. Ведь до сих пор Маша до конца не знала, какую роль Григорий сыграл во всей этой чудовищной истории, может быть, он до сих пор на стороне людей, которые погубили ее и ее родных.

Глубоко за полночь, совершенно измаявшись от своих тревожных мыслей, Маша уснула прямо на откидной крышке секретера, излив дневнику все свои чаяния и страдания сердца и только после этого ощутив некое облегчение…

На следующий день Машенька начала уроки, как и обычно, после завтрака. Около десяти первый час французского закончился, и Маша, дав детям десять минут отдыха, начала прикреплять к доске рисунок. Это была карта Англии, сегодня на уроке географии она решила рассказать об этой стране. Карта была сделана вчера ее рукой, срисованная и увеличенная с толстого атласа, который хранился в библиотеке Невинских.

Спустя пять минут, когда каждый из детей занял свое место за небольшим столиком, Маша взяла указку и ткнула в черный кружок на карте.

— Это Лондон, столица Британского королевства, иначе Англии.

Она говорила еще и еще, показывая те или иные картинки. Подчас она спрашивала детей, что они запомнили. Но в какой-то момент, когда Маша стояла лицом к доске, ее охватило странное чувство. Она невольно обернулась и встретилась глазами с Невинским, который незаметно вошел в классную комнату и сейчас стоял у стены недалеко от двери. Сколько он находился здесь, было неведомо. Голос изменил Маше, и она выронила указку из рук. Почувствовав себя нелепо, она тут же наклонилась. Схватив палочку дрожащими пальцами, она вновь выпрямилась. Она отметила, что Михаил Александрович прошел в класс и, сев на диванчик позади детей, холодно произнес:

— Если позволите, я послушаю.

Маша подумала о том, что не видела его утром, за завтраком, а она, пребывая в нервном тревожном состоянии, не заметила этого. И вот теперь он так неожиданно появился на занятиях, отчего она мгновенно потеряла мысль, которую хотела озвучить детям. Она кивнула и вновь отвернулась к доске. Со вчерашнего дня она совсем позабыла о поцелуе, случившемся между ними, ибо уже сутки изводила себя думами о Чемесове. Оттого сейчас ее руки задрожали, она была не в силах думать о том, что испытывает к ней Михаил Александрович, когда в любой момент ее теперешняя спокойная жизнь могла рухнуть.

Ей пришлось несколько раз прокашляться, чтобы голос звучал увереннее. Маша продолжила рассказ, стараясь смотреть на детей или на доску, избегая смотреть на широкоплечую фигуру Невинского. Но весь урок ее не покидало неприятное ощущение, что его глаза буравят ее спину, что он отмечает каждое сказанное ею слово и следит за каждым жестом. Урок показался ей бесконечным. Через полчаса от напряжения Маша почувствовала, что испарина выступила у нее на лбу. Однако Невинский ни разу не прервал ее, ни разу не произнес ни слова. Он лишь сидел неподвижно, словно изваяние, в конце комнаты, не подавая никаких признаков своего присутствия. Поднять глаза на него Маша не посмела ни разу. А под конец урока ей в голову отчего-то стали приходить воспоминания о его поцелуях, и она пару раз сбилась.

Михаил, вытянув ноги вперед и прищурившись, не спускал с Мари горящего взгляда. Еще со вчерашнего утра он приказал себе избегать этой притягательной девицы, чтобы дать ей время все обдумать. Воспоминания же о ней, о ее теле, которое уже было в его руках, постоянно терзали его. Почти два дня ему удавалось не видеться с нею. Чтобы не встретиться с ней в гостиной он рано завтракал, не обедал дома и поздно ужинал в своей комнате. Он знал, что вблизи его плотские желания вновь вырвутся наружу. Но за последние два дня его телесные муки стали сильнее. Отчего-то Невинский начал с горечью осознавать, что только Мари могла утолить его желания и никакая другая женщина.