Иностранная литература: тайны и демоны

Литература ужасов и кино ужасов без Кинга стали совершеннее, техничнее, но любим мы его. Любим, наверное, потому, что он в известном смысле самое точное отражение русского характера. Нам тоже всегда милее душа в ущерб технике. Может быть, поэтому мы так привязаны к своей старой технике, к старым автомобилям, которые ездят отвратительно, но стали нам как родные. И в этом смысле Кинг, с его наивной техникой 1970-х годов, не претерпевшей никаких изменений, тоже наш, родной. Мы не требуем от него логики и смысла. Мы любим его за горячую душу, которая ужасается смерти, скукоживается от страданий и верна прежним, упорным, демократическим, левацким началам. Вадим Эрлихман приводит в своей книге слова Кинга: «В нашей стране живут пять процентов мирового населения, которые потребляют 75 % мировых ресурсов». Ну прямо как наш Александр Проханов. И я закончу о Кинге словами: хорошо, что среди американской культуры самым культовым и самым тиражным является самый «русский» писатель.

Джанни Родари

Чиполлино и русское освободительное движение

XX век подарил нам принципиально новый жанр социальной сказки для маленьких, условно говоря – для возраста от шести до двенадцати, потому что в возрасте более серьезном «Приключения Чиполлино» обычно уже перечитывают только специалисты по творчеству Джанни Родари, человека весьма неоднозначной биографии, убежденного левака, одного из немногих талантливых коммунистов в послевоенной культуре, который внес действительно серьезный вклад в наше понимание процессов, идущих в обществе. Но именно с социологической, более того, с морфологической и структуралистской точек зрения «Приключения Чиполлино» просто не прочитаны. Между тем если сейчас в России и есть еще что запретить, так эта книга – кандидат номер один, потому что, вдумчиво читая ее, можно начертить для русской оппозиции ближайший и перспективнейший план захвата власти; это классическая схема, в которой учтены два важных фактора для России: первое – противники власти находятся в абсолютном и вдобавок беспомощном меньшинстве; второе – это даже хорошо, потому что власть всё сделает сама. И по какому сценарию она всё сделает сама, подробно описано в «Приключениях Чиполлино».

Но сначала поговорим о самом жанре социальной сказки. В мировой культуре – послевоенной, отчасти довоенной, в 1920–1930-е годы – тема борьбы угнетенных с угнетателями вышла на первый план, и надо бы нового Владимира Яковлевича Проппа, который написал бы морфологию социальной сказки. Этих социальных сказок можно перечислить довольно много. Беда в том, что значительная их часть, и притом лучшая их часть, в силу разных причин не увидела вовремя свет. Роман-сказка Веры Пановой «Который час?», придуманный в оккупации (Панова его дочке рассказывала) и написанный в 1942 году, дожидался публикации сорок лет, свет увидел в 1981 году, уже после смерти Пановой. Она готовила его для собрания сочинений, роман прошел все инстанции – и в последний момент его сняли. Хотя в этом романе, безусловно, лучшем произведении Пановой, в замечательном сказочном романе дотошной реалистки ничего антисоветского нет, разве что когда сумасшедший Гун, захвативший власть в городе, кричит с трибуны «Эники-беники!», а вся толпа на площади ревет в ответ: «Е-е-е-е-ели! Варе-е-е-е-еники! Е-е-е-е-ели! Варе-е-е-е-еники! Е-е-е-е-ели! Варе-е-е-е-еники! Е-е-е-е-ели! Варе-е-е-е-еники! Е-е-е-е-ели! Варе-е-е-е-еники!!» – тут можно было увидеть некоторый намек на тотальность советской пропаганды.

Другая такая сказка – «Три толстяка», вероятно, самая популярная в XX веке, причем во всем мире, и уж конечно, Джанни Родари ее знает, и уж конечно, обширно ее цитирует (книга Родари вообще очень культурологична, в ней есть отсылки практически ко всем мировым шедеврам на тему борьбы с угнетателями). Что Джанни Родари читал «Трех толстяков» Юрия Олеши (1924), совершенно очевидно. «Три толстяка» показывают лишний раз, что в стандартной схеме – город восстает против угнетателей – каждый работает, как умеет, и каждый добавляет к ней собственное умение. Олеша добавил собственную барочность, исхищенную им из южной школы, из одесской юго-западной литературной традиции. Все очень избыточно, очень культурно, очень готично; скажем, страшные заключенные в тюрьме, обросшие шерстью и похожие на животных, надолго запоминаются всякому ребенку, особенно тому, кто смотрел авангардный диафильм «Три толстяка» 1966 года (художник Климент Михайлович Сапегин), который долгое время был основой моих детских кошмаров.

Не менее знаменитой была советская пьеса-сказка «Город мастеров, или Сказка о двух горбунах» (1943), великолепная работа Тамары Габбе, в которой тоже есть готические заимствования: есть обязательный веселый горбун – метельщик Караколь, есть страшный горбун – герцог де Маликорн, есть приветы практически всей литературе в диапазоне от Шарля де Костера до Виктора Гюго. И есть главный мотив – мотив трудового народа, который свергает ненавистного тирана.