Иностранный легион. Молдавская рапсодия. Литературные воспоминания

— Оставь! — оборвал меня Ренэ. — Ты ничего не понимаешь! Во времена Вольтера и еще сто пятьдесят лет после него во всей Европе можно было по пальцам пересчитать людей, которые разбирались, почему бывают войны и для чего они бывают. А после вашей революции вся эта смесь патриотизма, грабежа и наживы стала понятна каждому и всякому. Ее поняли миллионы людей, в том числе и наши французы. У нас есть коммунисты, и буржуазия живет в страхе. На нее перестали действовать снотворные порошки, и она повернулась лицом к богу, которого в 1905 году сама же выставила за дверь. В ту пору она ничего не боялась. А теперь ей страшно, и она зовет его назад. Богов создал страх. Лукреций сказал это еще за сто лет до рождения Христа.

И, подумав о чем-то, продолжил:

— Вот ты говоришь — мистерия. Ведь это все-таки искусство! Это театр! Но это в Париже. А поехал бы ты на большие заводы и посмотрел, как пресвятая церковь ставит молодых кюре к станку, чтобы они всегда были рядом с рабочими. Потому что кругом коммунисты. А в сельские приходы назначают молодых кюре побойчей, чтобы в воскресенье, после мессы, они были на футбольной площадке, — долой сутану, долой шляпу с кисточками, долой все, и давай играть с парнями в футбол. После матча, если парни хотят пойти выпить, надо пить с ними. Если они хотят горланить песни,— не псалмы, а соленые деревенские или солдатские песни,— надо горланить с ними. Кюре должен быть славным малым, весельчаком, даже забулдыгой, лишь бы он охранял молодую паству и не отходил от нее, потому что кругом коммунисты. А.ты не видишь ничего нового! Подожди, еще увидишь! — буркнул Ренэ и многозначительно улыбнулся.

Он оказался прав. Я видел много нового. Иногда оно представало передо мною в удручающем виде.

5

Объявили забастовку рабочие и служащие продовольственных магазинов фирмы Люсьен Дамуа. Бастующие остались на месте работы и объявили, что не разойдутся до разрешения конфликта. •

Для Франции это была новая форма забастовочной борьбы.

Буржуазия рвала и метала. Она чувствовала себя ущемленной в своем самЪм священном'праве — привести штрейкбрехеров — и вопила, что если не будут приняты меры, то завтра, — вот увидите, — завтра после обеда во Франции будет советская власть.

Десятки магазинов Дамуа разбросаны по всему городу. Вокруг них с утра до вечера бродили газетные репортеры и фотографы. Они ждали, когда забастовщики начнут разграбление и вывоз товаров. На это надеялись. Об этом мечтали. Какое было бы облегчение, если бы можно было вызвать полицию, — караул, грабят! — и дискредитировать забастовщиков и коммунистов.

Но господь не послал этой радости. Напротив, в газеты стали просачиваться сведения, непостижимые уму: забастовщики вносили в кассу деньги за каждые взятые ими с полки сто граммов сахару или кофе.

Этого буржуазия не понимала. Ее терзал страх, газеты раздували его, он переходил в панику.

И вот случилось несчастье.

На каком-то небольшом заводе, не то мыловаренном, не то кожевенном, происходила забастовка. Сынок хозяина ворвался ночью на завод и стал стрелять. Одного рабочего он убил наповал, другого подобрали в тяжелом состоянии.

На допросе в прлиции убийца заявил, что стрелял, находясь в состоянии законной самозащиты: забастовщики заняли завод. Этим они как бы взяли хозяев за глотку. Ему поневоле пришлось стрелять. Рабочие сами вынудили его. Не надо было бастовать. Во всяком случае, не надо было оккупировать помещение.

Полиция отпустила его домой.

Убийца был членом фашистской лиги «Боевые кресты».

Всего за несколько месяцев до описанного случая парламент принял закон о роспуске и разоружении фашистских лиг и о воспрещении каких бы то ни было вооруженных организаций на всей территории Франции, и вот фашист совершает убийство, а полиция не считает нужным арестовать его.

Ренэ убеждал меня, что арест не имел бы никакого практического смысла, потому что до суда дело все равно не дойдет. Оно будет замято где-нибудь по дороге в суд. Я не хотел этому верить, но Ренэ оказался прав: убийца не понес никакого наказания.

Дело еще не сошло с газетных столбцов, как произошли новые события.

«Боевые кресты» вместе с полицией обстреляли безоружную демонстрацию рабочих, вышедших протестовать против разгула и безнаказанности фашистов. Убитых увезли в морг, раненых по больницам. Место нашлось для всех. Только под суд не попал никто.

Фашисты делали, что хотели.

Они разгромили помещение общественного Комитета помощи республиканской Испании.

В Булонском лесу нашли убитого итальянского антифашиста.

Еще одного нашли прямо на улице, в районе Монпарнаса, посреди города.

На аэродроме произошла серия взрывов. Некоторые газеты называли их загадочными, хотя никакой загадки здесь не было: все знали, чьих это рук дело.

Огромной силы бомба, столь же «загадочная», разорвалась в Дом.е промышленности.

В трех городских почтовых конторах одновременно— в один и тот же день и час — произошли взрывы.

Взрывы происходили в поездах, в тоннелях, на улицах больших и малых городов.