Иноземец

Это улучшило мнение Брена о Сенеди. В свете этих слов ему стало в сто раз приятнее в компании этих существ с их шкалой ценностей - какие бы мотивы ими ни руководили. Он начал слезать на землю, как велел Сенеди, попытавшись ударами пятки заставить Нохаду опустить плечо, но, похоже, Нохада это предложение приняла без благосклонности. Слегка вскинув голову, Нохада рванула поводья вперед, от чего растянутую руку Брена пронзила режущая боль, и начала подло вертеться на склоне, пока не повернулась головой к подъему, и Брен уже просто не мог слезть, перебравшись через задранное плечо этой проклятой твари, - да ещё когда ноги так болят.

Он пнул Нохаду. Между ними произошла ещё одна позорная и бесплодная схватка, вылившаяся в очередной поворот на триста шестьдесят градусов.

Но тут один из охранников сжалился над ним, спрыгнул на землю и придержал зловредную тварь за повод.

- Прошу, нанд' пайдхи.

Брен узнал его по голосу - это был тот самый человек, который выбивал из него дурь в туалете, - а сейчас он развернул Нохаду, поставил нужным боком (тем, с которого слезают) к верхней части склона и приготовился поддержать Брена, когда тот соскользнет с седла.

А Брен вовсе не был готов так сразу простить человека, который, черт его побери, приложил руку к этому дурацкому фарсу прошлой ночью.

И все же ты сейчас не среди врагов, именно это пытался со всей определенностью показать Сенеди; и этот человек, в сущности, вовсе не собирался без нужды лупить тебя, просто хотел отбить охоту к дальнейшему сопротивлению.

Короче, Брен постарался забыть об этой стычке и о своей обиде, сказал негромко: "Благодарю вас, нади", соскользнул вниз - и упал.

Он-то думал, что сможет хотя бы устоять на ногах. Но колени подогнулись - и он покатился бы по склону прямо под Нохаду, если бы человек Сенеди не придержал его и не поднял - и примерно в тот момент, когда ноги выпрямились, к нижней части тела вернулась чувствительность.

Брен нашел в себе силы забрать повод, промямлил слова благодарности своему спасителю и кое-как отковылял в сторонку, в такое место, где можно было побыть одному и посидеть. Очень странная боль, думал он, - не такая уж сильная и довольно недолгая, пока кровь пробирается, куда ей положено, а плоть расправляется и возвращается в те места, где как будто должна бы лежать более толстым слоем над некоторыми, ранее неизвестными в человеческой анатомии костями.

По зрелом размышлении он решил, что пока что не хочет садиться. Глаза слезились на холодном ветру, он вытер их той рукой, которую не полностью вывихнул, слезая на землю. На мгновение заблудился во времени - вдруг снова оказался в подвале, вспыхнул тот же гнев, закружилась голова, он потерял чувство времени, только стоял и тупо смотрел вниз, под гору... Пришел в себя, но решил все-таки не садиться, только время от времени переносил тяжесть тела с одной ноги на другую для отдыха, и придерживал повод, а Нохада тем временем опустила голову и принялась подрывать клыками в металлических наконечниках какой-то деревянистый кустик, пока не вырвала его из земли с корнями. Подхватила мускулистой верхней губой и радостно уничтожила.

На холоде боль не так ощущалась. Ему хотелось просто бездумно стоять на месте и тупо глядеть, как Нохада приканчивает кустик за кустиком, но мысли лезли в голову сами собой - о дороге внизу, о том, что группе Банитчи и Чжейго, возможно, не удалось выбраться из Мальгури...

И о том, что, возможно, политическая позиция Илисиди - не столь простой, а может даже, вообще ещё не решенный вопрос. Эта женщина - самая темная карта в колоде, опасная для всех и каждого сейчас, когда Ассоциация, похоже, вот-вот развалится. Только то, что они стояли здесь и ждали Банитчи, ждали с небывалым для атеви терпением, заставляло Брена верить, что он все-таки в надежных руках. Ведь Сенеди, как настоящий атева, вполне может в любой момент вернуться к замыслам прошлой ночи и без всяких церемоний слущить с пайдхи, если потребуется, очередной слой правды, потому что, как у настоящего атеви, основой этики Сенеди является благополучие Илисиди - представление о котором может измениться вместе с любой переменой ветра.

Сколько людей на Мосфейре, нанд' пайдхи?

Ему всерьез захотелось иметь сейчас пистолет, тот, что был в спальне, - но в сумке, которую принес Джинана, его не было, Брен это понял по весу, и он представить не мог, где этот пистолет в конце концов оказался.

Хорошо бы, чтобы опять у Сенеди, пока не всплыл на каком-нибудь судебном процессе, которого Табини не сумеет предотвратить...

Сверху по склону ссыпались камешки - метчейта без всадника что-то выкапывала из земли там, выше. Нохада едва повела ухом - она трудолюбиво жевала.

Но вдруг у всех метчейти уши встали торчком, головы поднялись, все они повернули глаза к подножию холма, где выпуклость склона скрывала дальний конец дороги.

Люди нырнули в укрытия за камнями. Двумя длинными шагами откуда-то возник Сенеди, дернул Брена, потащил подальше от Нохады, дернул ещё раз и заставил опуститься рядом с собой за большим камнем.