ИНСАЙТ

Тут меня, с небывалой силой, дёрнули назад и я покатился по полу. Мимо меня прошло… нечто. Больше всего эта изломанная, хромающая фигура напоминала невидимку, которого осыпали угольной пылью. Пустота в форме тощего человеческого тела, кое где оттенённая штрихами чёрной туши. Осколок потускневшего воспоминания, казалось дунь, и оно исчезнет. Только маска осталась практически неизменной, за исключением пары уродливых чёрных подпалин. Огонь в линзах еле тлел, и я чувствовал, что Звонарь практически уничтожен. Один хороший удар…

Так же думал и Баута. В очередной раз отбросив налетавших на него Расколотых, он послал в искалеченную фигуру луч радужного, остро пахнущего фиалками сияния. Но один из его противников, протестующе взвыв, бросился в сияющий поток, поглотил его и рассыпался чёрной пылью, оставив на полу очередную маску.

Звонарь стремительно ковылял сквозь плавившуюся реальность. Сам воздух сгущался в кошмарные, воющие личины. Пол выпускал из трещин жадные паучьи лапки, слепо шарившие вокруг. Взмахом руки, как провинившегося пса, Погонщик отогнал Расколотого и, прежде чем Лиса успела опомниться, схватил её за горло и начал стремительно погружаться во вспучившийся мрамор. Лиса полузадушенно хрипела в невидимых пальцах. Я, вспарывая когтями камень, рванулся вперёд, но меня остановил взгляд наполненных злобой глаз, уже исчезающих в камне. В голове, словно ножом по стеклу, проскрипел голос:

«Шпиль. Принеси Ключ к воротам. Это твой последний шанс. Завершающий акт…»

И они исчезли.

Дискомфортной, низкой, зловещей вибрацией, в кожу тысячей острых игл врезался Звон. Прекрасная, безумная мелодия, ласкающая реальность как скальпель хирурга, истаяла и исчезла. Расколотые, протестующе шипя, скрылись, истаивая в тенях. Посреди освещённой несколькими уцелевшими источниками огня площади валялись искорёженные тела фанатиков, чью кровь жадно слизывали с земли апатичные Тени. Некоторые из людей были живы. Они орали, смеялись, плакали или просто размахивали руками, отбиваясь от ужаса, видимого только им. Город, как всегда, брал дань либо жизнью, либо разумом. И никак не мог насытиться.

Я, словно проснувшись от муторного, дурного сна, снова получил власть над телом и, злобно скрипя нечеловеческими зубами, поднялся с переставшего быть кошмарным живым существом пола. Опёрся о похожий на выкрошившийся зуб кусок стены и, ошарашенный всем произошедшим ужасом, тупо уставился на зажатый в когтистых, искривлённых пальцах Ключ.

Несколько мгновений стоял, замерев, пока меня не отвлёк шорох за спиной.

Я обернулся.

Напротив, заливая мрамор кровью из многочисленных рваных ран, сжимая пробитое навылет плечо, с пола поднимался Серафим.

Глава III Итоги и последствия

Бауту трясло, как в лихорадке. Я шагнул к нему, чтобы помочь, и только сейчас, будто через много часов после пробуждения в голове всплывает фрагмент виденного ночью кошмара, понял, что натворил. Звонарь, почти уничтоженный, бежал. Забрал с собой Лису. А я… Я стоял здесь, сжимая в руке похолодевший, не отзывающийся Ключ и в очередной раз не знал, что делать. Просто опёрся спиной о выкрошившиеся кирпичи и стал смотреть, как Серафим, человек, который меня учил, помогал мне и сегодня чуть не погиб от моих рук, трясёт головой, медленно приходя в себя. Его плащ и камзол, насквозь пропитанные кровью, слегка блестели в свете затухающих огней. При этом я видел и уже привычное, электрически-синее свечение, невесомыми туманными языками кружившееся вокруг его зловещей фигуры. Моё восприятие изменилось, всё больше переходя на внутреннее восприятие. Реальная картина мира, напротив, размылась, потеряла резкость. Видимо это было то самое, внутреннее превращение. Чудовищам вряд ли нужны глаза, так что…

Баута, наконец, смог сфокусировать взгляд. На мне, и сочувствия в нём больше не было и следа. Пошатываясь, он двинулся вперёд и вдруг картина показалась мне удивительно смешной. Растерзанные тела вокруг, красный лунный свет смешивается с охряными бликами пламени, придавая и так жуткому пейзажу окончательно Босхианские черты. И, шатающийся, но не сломленный, последний воин на опустевшем поле брани. Иронично. Я хотел засмеяться, но деформированное горло забулькало, наполнив воздух влажным хлюпаньем. Хотел что-то сказать, но только прохрипел что-то невнятное.