Мама растолкала меня довольно рано, день только начинался. Но пора уже было вставать. Сама гимназия от нас недалеко -- минутах где-то в двадцати ходьбы, и это если ещё идти черепашьими темпами. Но у случая свои планы на нас -- если мы куда-то торопимся, нам непременно что-то будет мешать -- то забудем на видном месте что-то очень важное, то завтрак готовится мучительно долго, то по пути случится какое-нибудь непредвиденное обстоятельство. Видимо потому мама и решила подстраховаться и собрать меня пораньше.
Я так торопилась привести себя в порядок, что из рук буквально всё валится, я чувствую себя ещё и неуклюжей. Я постоянно лихорадочно поглядываю на часы, мне кажется, что ещё чуть-чуть, и всё -- первый день будет безнадёжно испорчен. Поговаривали, что у нас классной дамой поставили настоящую фурию. Недаром она обладала нелестным прозвищем "Жаба". Учебный год ещё не начался, а она уже успела поссориться с кем-то из родителей моих одноклассниц.
Мама тем временем положила мне в сумку тормозок, завёрнутый в старый газетный лист. Вместе с тормозком моя сумка теперь выглядела очень уж пузатой. У меня и так достаточно груза -- учебники, тетради, прочие принадлежности, а тут ещё и тормозок... Мама постоянно старается запастись всем необходимым впрок, за что папа нередко называет её "барахольщицей". Придумает же такое слово! Свёрток большой, я столько точно не съем. Мама точно разгадала мои мысли и говорит:
-- Вот, на перемене позавтракаешь, а останется что -- угостишь может кого-то.
-- Вот ещё! -- неожиданно вмешался отец. -- У них своего добра навалом, нечего кого попало кормить. Путь помнишь? Давай, иди. Привыкай быть сама, -- это он добавил уже когда я выходила в прихожую. -- Мы не вечны, так что приучайся.
От этих слов мне сразу стало как-то грустно. Любой разговор о смерти мигом оживлял в моей памяти проклятый август, словно кто-то встряхнул сосуд, подняв со дна весь осадок. Так случилось и в этот раз. Мама заметила это и тут же вмешалась:
-- Ох, Зепп, не мели тут всякой ерунды! Чего ребёнку лишний раз душу бередить? Вот, Анна, держи ключ. Дорогу помнишь?
Я молча закивала, а мама с папой выпроводили меня за дверь. Я положила ключ в карман и поспешно вышла на улицу. Шла я, не торопясь, считая каждый шаг. На витрины магазинов не смотрела, хотя раньше я часто застывала у некоторых из них из праздного любопытства, разглядывая всё, что можно было разглядеть с улицы. Здесь множество лавок, и такое же множество зевак вертится у них. Моему детскому сознанию было крайне любопытно всё, чего я раньше не видела и многое для меня было в диковинку. Например, у одной лавки, которой владеет чудаковатый старик, на витрине можно разглядеть множество позолоченных шкатулок и табакерок. В его магазине было полно всяких безделушек, там даже было оружие! Сам лавочник, правда, утверждал, что оно нерабочее, то есть, не стреляет и что патроны к ним -- муляжи, без пороха. Но мне почему-то казалось, что всё совсем наоборот -- всё это добро ещё во вполне рабочем состоянии, может, конечно, придётся над всем этим поколдовать, чтобы стреляло без проблем, но разве это не решаемая проблема?
Как-то он хвастал, дескать у него есть револьвер, из которого сам Шерлок Холмс стрелял, выбивая на стене рожицу. Так литературный сыщик пытался побороть скуку от отсутствия сколько-нибудь интересных дел.
-- Тут только парочку деталей ввинтить, и вуаля!
Он даже не сразу понял, что проговорился, впрочем лавочник после секундного замешательства тотчас сделал вид, что ничего не произошло и вернулся к своим блестящим побрякушкам. Оттого меня он до поры пугал -- очень уж странный был этот подслеповатый любитель старины.
Часто я вертелась у кондитерской. Я слыла необычайной сладкоежкой и значительная часть моих карманных денег уходила на сладости. Помню, как меня поразила необычайная конфетница -- лебедь с чуть приспущенной головой. Всегда хорошо протёртый и отполированный, он ярко отсвечивал в глаза всем любопытным, словно зазывая их зайти внутрь и что-нибудь непременно купить. Вся его спина была под завязь набита крупными конфетами в пестрых обёртках. Они так блестят, что кажется, любая ворона непременно захочет их утащить.
Вздохнув от того, что сегодня мне придётся сдерживать себя от того, чтобы посмотреть на яркую витрину, я поплелась дальше. Сегодня я не единственная, идущая в форменном платье -- таких, как я, на улице десятки, не протолкнуться. Некоторых своих одноклассниц я уже знаю, но с большинством познакомилась лишь мельком. В любом случае, высмотреть их на улице для меня проблематично -- надо чтоб хотя бы они остановились, мне нужно больше времени, чтобы разглядеть лицо, поскольку память на лица у меня довольно посредственная.