Инсектариум

Всевидяще-слепо, как Ванга, я пялюсь в англо —
Русский прехрусткий словарь. И не верю очам:
Мне видятся ангелы. Сонм горбоносых ангелов —
Таких непокорных, таких обкорнанных — наголо,
Таких живокрылых, — что жмурюсь, невольно рыча.

А эти, как будто на вече вечернее собраны

В столистном моём полулондоне словаря, —
Ладони не в лад потирают, молчат по-особенному.
О родственные, русо-рослые, непрорисованные —
Зачем я для вас, мои ангелы, — не своя?

Гляжу неотрывно и жадно (едва помаргиваю) —

Пульсацию нимбов, растущих из их висков.
Не книгу держу, но саму первозданную магию —
И ладанный сок, источаем хрусткой бумагою,
Стекает сияньем по всякому из листов,

По всякой странице, ангелами переполненной:

Теснясь за решёткою строк, исторгают свять.
Мой дух расцветает, неведомым духом напоенный.
Я пленно-нетленному сонму кланяюсь подданной…

Так время, на миг замеревшее, хлынуло вспять.

Снег заметает, рисованно-рисовый

Снег заметает, рисованно-рисовый.
Поговори со мной, поговори со мной.

Темень забрызгана белостью буйственной.

Ладно, молчи. Только будь со мной, будь со мной.

Головы пепельно нам припорошило.

В почву впитается ночь, как прошлое,
(Прошлое — с красками, сказками-стансами,
С вёрстами вёсен, с пустынными станциями…) —
Снег на земелюшке — звёздным крошевом.

Разве решимся на миг расстаться мы?

В кровушку прошлое сладким всосалось винищем.
Принцам — дышать. Умирает же всякий — нищим.
Пряность разрыва горше, чем хмели-сунели:
Мы не решались — на миг; навсегда — сумели.

Две половины порванной пуповины

Кружат павану. Не мы в том, немые, повинны.
В пику червленью, бубню — только масти ради:
Чёрным крестом, губы коего посинели,
Я самоставлюсь на этом гримаскараде.

Погибнув — не менее глупо, чем ныне живу