Инсектариум

Грозный тополь хранит полнотравного моря штиль,
Кроны ранняя проседь — тому часовому — нимб.
Поле бранное нынче тревожить не смеют дожди,
Но бесслёзною скорбью небо молчит над ним.

Как рыдать небосклону, живому пульсом светил,
Коли павшие, вросшие в почву, ставшие ею, —
Высь вдыхают глазами — совсем как пред боем самым,
В голубень устремив васильков немигающий взор?..

Так умеют те в мирное небо смотреть, кто платил
За него молодою, трепещущей жизнью своею.
Те, чья кровь день за днём — облаков обагряет саван,
По нему расцветая рассветными кляксами зорь.

Плакать смеет ли свод, жаркой кровью солдатскою купан?
Наливаться свинцовою разве что горечью злою!..
Семь десятков лет светлеют в небесный купол
Васильками глаз — те, что стали родной землёю.

Те, что стали землёю,
жизни
не отгуляв;
Что молились в неё, остывая в родных полях, —
О вдовеющих жёнах — дырами ртов обожжённых.
Те, с кого кресты в просолённых госпиталях
Старый фельдшер снимал, искорёжен и шепеляв,
Причитая, что Бог позабыл о своих бережёных.

Те, что, ставши родною землёю, в веках остались
Прорастать из неё по весне молодою травой
Да молчать, васильками в глубь голубени уставясь.
Небу совестно плакать над ними, не знавшими старости,
Но платившими ею за чистый покой его.

Высь, рыданий стыдясь, — лишь глядит бездонною скорбью
(Как любой бы глядел, сотню сот сыновей потеряв) —
Не на брызги росы, подсолившие синь васильковую, —
Но на слёзы солдат о покинутых матерях.

поМАЙся

Сон нейдёт. Уставясь сквозь усталость
В потолок — как чадо, чуда ждёшь.
Рыже по подушке разметалась
Рожь.

Душно, душно — стонут стены в доме,
А по ним — немых теней сумбур.
Материнской хочется ладони
Лбу.

Стрёкотом сердечка тишь ты застишь,
А не то — густеть бы ей, сплошной.
Полночь ставни распахнула настежь
И ржаной играет рыжиной,

Выдыхая в комнатную темень
Небо — влажным воздухом морским.
Кто проник в твой неприступный терем,
И к тебе прокрался, на мыски
Ставши, — и присел на край постели?

Это май. Бросай свои затеи.
Спи.

Девочка