Insomniac (СИ)

Юуки подошла ближе и собралась взять Канаме за руку, но заметила, что он протягивал её не для прикосновения — в ладони лежали зёрна граната. Испачканные в его чистой и ядовитой крови, они были самого тёмного красного цвета и источали сногсшибательный аромат — запах терпкого фрукта и самой дорогой на свете крови.

Она знала, для чего Канаме сделал этот жест.

— Съешь их — и останешься в моём царстве навсегда. Со мной рядом навечно.

Юуки поколебалась пару мгновений лишь для того, чтобы посмотреть в его глаза такого же насыщенного цвета, как и зёрна граната на его ладони. Она бросила ему уверенный взгляд: чистокровная не пожалеет о своём решении, потому что принимает его от всего сердца.

Языком она слизала зёрна и кровь с его ладони. Получился кисло-сладкий коктейль, и Юуки отметила, что хотела бы его повторить, выпив из бокала. Но позже. Сейчас её жажда была другой.

Канаме не спеша обошёл мраморный саркофаг, медленно проводя указательным пальцем по его кромке. Юуки всегда была прекрасна, но образ сладкой и невинной богини весны был словно создан для неё. Весь мир ошибается, помня Персефону как повелительницу расцветающего сезона: человечество должно знать, что этот титул принадлежит Юуки. Изящная, хрупкая, но полная сил и жизнерадостности, она стояла перед своим богом смерти, не отрывая взора. В его царстве мёртвых она не сгинет и не погибнет — она принесёт туда свет.

— С этого момента ты в моей власти. Навеки. — Канаме жадно осматривал её глазами, едва сдерживаясь, чтобы не сжать её стройное тело в своих объятиях. Юуки подалась вперёд, чтобы оставить поцелуй на его губах в качестве согласия с его словами. После она опустилась вниз, целуя его подбородок и шею. Остановившись на ключице, чистокровная лизнула тёплую кожу, под которой билась вена, и прокусила её. Горячая кровь хлынула в её рот, Юуки застонала от удовольствия. Блаженство распространилось по её телу, колени не вовремя задрожали, но Юуки удержалась, схватившись за сильные плечи Канаме.

— Теперь ты, — сказала она, вытирая пальцем скатившуюся с губ каплю крови. Он хищно улыбнулся. Бог мёртвых всегда жаждет крови и боли.

Красные струи текли вниз к её груди, пачкая нежное бледно-розовое платье. Куран неосторожно слизывал их и кровавыми губами рисовал поцелуи на коже своей королевы царства мёртвых. Кусал и целовал грудь и соски, смешивая боль с удовольствием, делая её наряд всё более красным и грязным. Руками он поднимал её длинный подол, сминая тонкую полупрозрачную ткань, гладил подрагивающую кожу бёдер. Скользнул пальцами внутрь, срывая всхлип с губ Юуки. Она заметила, что Канаме любил это делать: дразнить её лоно пальцами и губами, чувствовать её влагу и тепло внутри. Кажется, это сводило его с ума — знание, что даже малого хватит с его стороны, чтобы она ощутила блаженство и таяла в его руках.

Секс на могиле или в склепе — кричаще кощунственное занятие. Но было ли это кощунством, если обладатель склепа сам был одним из тех, кто устраивал акт любви на могиле? Юуки чувствовала себя странно: она бы никогда на такое не пошла, со времён человеческой жизни в ней осталось уважение к смерти и кладбищу. Но это был гроб Канаме, и в его праве было решать, как можно осквернять бывшее место его вечного покоя.

Он толкнул её назад, и, коснувшись голой спиной холодного мрамора, Юуки посмотрела в потолок. Наверное, это же видел Канаме, когда пробудился пару десятков лет назад. Тёмный и пыльный потолок, и ни единой надежды на свет впереди. А сейчас всё было по-другому: перед его глазами прекрасная бессмертная женщина лежала на крышке его гроба и смотрела на него с вожделением и ожиданием.

Чёрный капюшон спал с головы бога смерти, и Юуки могла видеть непослушные, почти чёрные локоны Канаме, когда он целовал её колени и бёдра. Ей нравилось быть настолько любимой, быть его языческой богиней, ей попросту нравилось быть взрослой. Той, чьи груди он ласкает горячими губами, по очереди облизывая шершавым языком алые соски. Той, что чувствовала, как его большой палец с силой надавливал и быстро гладил её клитор. Той, что выдыхала его имя, прося войти в неё.

Канаме сбросил плащ и завёл её ноги себе за спину, а Юуки обвила его крепче, продолжая лежать на крышке гроба. Он возвышался над ней, правил ею, делал всё так, как сам считал нужным. И Юуки не чувствовала себя обделённой: он уже давал ей право управлять им, и королева знала, что он даст и в будущем. Так пусть же сегодня он насладится ею полностью.

Его движения были медленными и глубокими, каждый удар заставлял её шипеть от накала ощущений. Канаме с силой сжимал её бёдра, оставляя синяки, которые быстро сойдут. Внутри всё горело, и хотя Канаме постепенно ускорялся, Юуки ощущала какую-то почти дикую, первобытную жадность.