Доктор уже не смотрел на Ревекку как на нечто, забавлявшее его. По лицу его сложно было понять, о чем он думал. Вместо ответа доктор глубоко и нетерпеливо вздохнул, быстро огляделся кругом, поймав несколько десятков пугливых и внимательных взглядов, и обернулся к санитарке:
– Вот эту на воздух, сейчас же, со мной. И оберните в одеяло. Потом продолжим обход.
И быстрым шагом вышел из барака. Ревекка даже не почувствовала боли, когда две санитарки торопливо схватили ее под руки, набросили заскорузлое одеяло и то ли вывели, то ли вытащили на улицу. Доктор уже сидел на бревне неподалеку от дверей, за несколько метров от горы трупов, и курил.
– Сюда посадите! И в сторону, пожалуйста, оставьте нас! У меня эксперимент.
Ревекку подвели к бревну, но села она сама. Закуталась в одеяло, вдохнула прохладу.
– А вот теперь слушайте, – сказал доктор. – Вы говорите как юродивая. Вам нужно понять, что личное благо на чаше весов всегда перевесит чужое. Человек всегда выберет себе пять минут удовольствия против чужих десяти лет страданий. Человек не чувствует чужую боль. Таков уж он, и таким останется.
– Да что вы все взвешиваете, если можно просто любить?
– И что же такое любовь? Благоволите научить, – настойчиво попросил он, – в чем она проявляется?
– В ваших делах для блага других. Когда чужое благо заботит больше своего.
– Исключено, я вам уже пояснил! Но любовь – это прекрасно. Извольте: я люблю Отечество, во имя него я делаю то, что делаю. Жизнь готов отдать, чтобы Германия расцвела и стала сильнейшей державой мира, чтобы немцы благоденствовали. Подходит ли вам моя любовь? – снова начал ерничать он.
– Вас обманули! Одурачили вас! Подменили вам… Любовь – это не во имя чего-то когда-то, что за чепуха! Любовь – это то, что вы делаете здесь и сейчас! А здесь и сейчас вы убиваете нас. Любовь к Германии – это что такое? Это разве любовь? Это ваш фюрер, – Ревекка зажмурилась, накрыл страх, когда произнесла это слово, но она тут же справилась, – это хотения вашего фюрера, а за них ухватились такие же слепцы, как вы, – его кружок. И ради этих хотений – глядите что! – Ревекка махнула рукой на двери больничного барака. – И ради хотений – война! А завтра этот кружок чего-нибудь другого захочет, за другое что-нибудь начнет борьбу. Не знаю, кто победит в той борьбе, да знаю, что проиграли уже мы все.
Доктор медленно кивнул раз, затем снова, укладывая услышанное с собственными мыслями. Размышляя, он похлопал себя в поисках сигарет, но неожиданно наткнулся на половину шоколадной плитки, которую запихнул в карман после завтрака. Он достал шоколад, развернул шелестящую обертку и отломил пару квадратиков. Ревекка ожидала, что он закинет их себе в рот, но, к ее изумлению, он протянул ей. Она уставилась на два коричневых квадратика, чувствуя дурманящий запах. Шоколад здесь… в ревире… Ей! Наяву ли это? Она перевела взгляд на доктора. Он с интересом смотрел на нее, гадая, возьмет ли. Больше всего на свете Ревекке хотелось схватить этот шоколад и с презрительным видом швырнуть в холеное лицо доктора. Трясущейся рукой она взяла эти два квадратика, молча запихнула себе в рот и отвернулась.
Не обращая внимания на ее состояние, доктор убрал остатки шоколада и как ни в чем не бывало снова заговорил:
– Тут с вами невозможно не согласиться. Я, видите ли, и сам давно осознал, что пропаганда – это единственное, в чем преуспели все страны без исключения. И никакой человек не победит эту технологию. Увы. Любой без исключения безоружен перед ней. Это искусство достигло таких высот, что и на меня, безусловно, найдут выключатель – куда нажать, чтобы я принял нужную точку зрения. Вот есть фермер, который и не думает воевать с кем-либо. Он хочет возделывать землю и выращивать на ней шпинат, капусту и помидоры. Верно же? Это вам понятно? Другой хочет развивать свое производство, третий – свою швейную мастерскую, четвертый хочет открыть кофейню или пивную, пятая хочет родить и воспитывать ребенка, шестой хочет путешествовать. Вот я бы хотел приобрести личный автомобиль. А мой отец – отремонтировать дом и докупить к своему стаду еще овец. Самые обыкновенные желания, которые не соприкасаются ни с ненавистью, ни тем более с войной. Но к каждому нашли выключатель и они позабыли про шпинат, капусту, помидоры, а я отложил мысли об автомобиле на некоторое время, возможно навсегда. И все мы начали ненавидеть. Не только евреев, живших в соседних домах, но и тех, с кем наша жизнь никак не пересекалась, кого мы не знали лично, никогда не видели и не увидели бы, не начнись это все, потому что они за сотни, а то и тысячи километров от нас. Они тоже имели виды на урожай капусты и помидоров, на кофейню с пивной, путешествия, новый дом, возможно, автомобиль и на продолжение своего рода, безусловно. Но к ним также нашли выключатель и они тоже позабыли, чем были заняты их мысли вчера. Скорее всего, им, как и нам, доносили мысль, что шпинат, капуста и помидоры теперь под вопросом и исключительно из-за угрозы от нас. А мы сидели за тысячи километров и даже не думали нести им эту угрозу.